Разве вы не видите, что я смеюсь? Я делаю все возможное, чтобы заставить вас засмеяться. Не слушайте никого, продолжайте идти к высотам, которые известны только невеждам, к высотам, до которых могут дойти только те, кто не много знает. В знании многого нет ничего ценного. Незнание ведет к высотам. Незнание ведет к истине. Вот почему я сказал, что Дж. Кришнамурти переполнен знаниями. Он настолько интеллектуален, что если он с этим расстанется, он снова окажется непросветленным, таким же, как я.
Знать — значит не знать.
Не знать — значит знать.
Это именно то, о чем говорят Упанишады, и они говорят об этом очень правильно.
Я не могу видеть, но могу плакать,
Я могу снова быть ребенком.
Только очень немногие люди познали такой простор.
Это бывает редко. Это как раз то, что мы все ищем, ждем, желаем, что бы мы ни делали. Это и есть конец.
Вы можете пойти куда угодно, в церковь, в мечеть, в храм, но куда бы вы ни пошли, к целому вы не придете. А оно столь прекрасно. Я чувствую себя так хорошо.
В существовании самые главные элементы — это кислород и водород… Они могут найти огромное применение, но не зря политики были против новых химических соединений, против любых наркотиков. Само слово «наркотик» стало опасным. Они ведут с наркотиками такую борьбу, потому что люди могут прийти к самопознанию, а когда люди приходят к самопознанию, политики лишаются своей власти над ними, а они ведь любят свою власть.
В Ведах это называли сома, эссенция, и с тех древних дней и до сих пор все те, кто познал истину, прямо или косвенно признавали, что химические соединения могут сослужить человеку огромную службу. Человек сам является химическим соединением, и таково же существование. Все состоит из химических соединений. Мы не можем избежать их влияния.
Пусть Гит Бхарти пишет свои заметки, но его противоположная половина, его женщина знает, тогда как его мужчина пишет. Тот, кто знает, всегда молчит. Ни Гита, ни Библия не написаны человеком, который знает. Те, кто знает, молчат, а те, кто не знает, об этом говорят. Об этом, о том, о сём, вокруг да около, возвращаются снова и снова, но никогда не приходят к полной остановке. А я действительно остановился.
Во мне существование остановилось.
Женщина во мне тоже знает.
Тот, кто говорит, это мужчина.
Женщина остается в тишине.
Просто из-за красноречивости своих слов мужчина может выделяться, он не знает ничего иного. То же самое верно и для меня…
Женщина, которая знает,
парит выше облаков,
оставив мужчину разговаривать.
Будда говорил «Чериведи, чериведи — продолжайте, продолжайте».
Продолжайте и не бойтесь. Вы можете расслабиться, и я расслаблюсь тоже…
Чериведи, чериведи.
Продолжайте, продолжайте,
Пределов нет.
Мы никуда не идем.
Мы здесь и сейчас.
Если мы живем с полной отдачей, интенсивно, совершенно искренно, мы здесь и сейчас. Тогда все достигнуто. Это так близко, что нам вовсе не нужно никуда идти, можно просто расслабиться. Расслабление и есть пик. Если вы можете полностью расслабиться, оставаясь бдительными, то перед вами уже не будет задержек, препятствий, останутся только промежутки. Огромные промежутки, вы можете использовать их как ступени, по которым будете идти к Богу.
Я здесь, так что незачем бояться, я совершенно не боюсь.
Я трансформировал вашу комнату в Ноев ковчег. Так оно есть, так оно останется навсегда.
В Упанишадах есть следующая молитва:
«О Господь, перенеси нас от тьмы к свету,
от неправды к правде,
от смерти к бессмертию…»
Вот, вот для чего они молятся.
Санскритское слово прах пришло в язык хинди в виде слова прартхана. Прошу прошения, на мгновение мной овладела старая привычка, потому что английский для меня все еще иностранный язык. Он никогда не может стать близким мне, несмотря на то, что я уже сказал на английском миллионы слов; он никогда не будет близок моему сердцу. Этой мой единственный иностранный язык, а мой подлинный язык это язык молчания. Сказанное из Упанишад ближе всего к санскритскому слову «молитва».
Да, санскрит мне ближе… немного древнееврейский, но только не современные языки… и английский в особенности не для меня, и даже стал самым неподходящим. Но это не их вина, это язык для измерений и машинной точности. Им пришлось сделать его реалистичным языком, языком технологии, науки. Поэтому не беспокойтесь, что я сделал остановку на слове «молитва».