Мне было очень обидно за свое бессилие. Но я каждый раз ехал в лес и просил посторонних мужчин наложить первые попавшиеся бревна, которые никто не брал. Тем и подрабатывал.
Поездка на железнодорожную станцию длилась двое суток. Но она была очень выгодна. В Нехачево повозка шла с бревнами, а в обратный рейс на станции какой-нибудь купец загружал ее солью, сахаром, мукой или мануфактурой для доставки в Ружаны. Для меня же эта поездка постоянно сопровождалась неприятностью. Дело в том, что моя лошадь не хотела идти за другими повозками. И пока я шел рядом с ней, она кое-как мирилась с этим и подчинялась мне. Но стоило сесть на повозку, а особенно лечь и уснуть, как моя лошадь старалась обогнать всех и уходила вперед.
На возу между бревен я всегда делал для себя некоторое углубление. Крайние бревна были выше, чем средние, получалось своеобразное корыто. В это «корыто» ложил плетеную кошелку с едой, мешок с сеном, торбу с сечкой и овсом для лошади. Когда темнело, сам укладывался между бревен и привязывал себя веревкой, чтобы не упасть на ухабах.
Просыпаясь ночью, всегда обнаруживал, что еду один. Даже не мог понять, куда еду. Мне казалось, что нахожусь в совершенно незнакомом месте. Все мои попутчики были где-то позади. Я останавливал лошадь, но никто не догонял. Было страшно, особенно последние 12 километров. От местечка Косово до станции Нехачево был сплошной массив леса. Я становился на колени, брал в руки топор и настороженно посматривал по сторонам. Так и сидел до тех пор, пока не показывались огни станции.
Мои попутчики приезжали за мной через три-четыре часа.
Все разгружали бревна и опять загружали повозки товаром для Ружан. Мужчины распрягали лошадей, давали им корм, сами заходили в трактир и отдыхали там до четырех-пяти часов вечера. Я заказывал себе чай. К нему давали два куска сахару. Чай я выпивал, а сахар прятал в карман. Иногда у меня скапливалось 4—6 кусков. Это было в зависимости от количества выпитого чая. Сахар привозил домой, где его делили всем членам семьи.
К ночи отправлялись в обратный путь. Я снова не выдерживал борьбы со сном, залазил на повозку, засыпал и оказывался впереди всех, одиноким. Иногда меня будили встречные знакомые люди и делали наставления, внушая, что нельзя в дороге спать, иначе можно проспать товар.
В последующие годы по хозяйству и в поездках в лес стал помогать брат Александр, который на три года моложе меня.
Мне было уже 15 лет. Я часто болел. Сильные боли развивались в пояснице и в области живота. Особенно трудно было в периоды осенних и весенних работ. Очевидно, чрезмерно тяжелый труд давал себя знать.
Конечно, ни к каким врачам меня не возили, а лечили, как когда-то отца, знахарки и гадалки. Одна из наших постоянных «лекарок» была глуха и изречение заговора выговаривала вслух. Я помню и сейчас его содержание: «Излек паренек, не ходи на наш дворок. На нашем дворке ни нянек, ни лялек, ни люлек нет. А иди излек на попов дворок, там тебе и няньки, и ляльки, и люльки есть. Фу, фу, фу, пю, пю, пю». Три раза дула и три раза плевала. Это было лечение от всех болезней.
Близких друзей у меня не было. Правда, когда учился в школе, подружился с одноклассником Павлом Туром. Но тот был заинтересован в нашей дружбе. Учился он плохо, и я часто помогал ему, а на уроках подсказывал. Отца Павла называли уланом. Прокофий Игнатьевич Тур более двадцати лет отслужил в армии, в уланском полку в Петербурге.
Одновременно с П. И. Туром в том же полку служил и мой дядя, родной брат отца, — Петр Самусевич Хадыка. Но со службы домой дядя не вернулся. Деда и отца вызывали в уездный город Слоним, где полиция вела дознание. Но никаких разъяснений насчет сына и брата им не дали. Ходил слух, что дядя Петр умер в полку. Его сослуживец П. И. Тур отговаривался, что ему якобы ничего неизвестно. Так мы ничего и не узнали о судьбе дяди.
Тур был кавалером георгиевских крестов, имел медали. Его боялись все, даже местные власти. Жил он очень хорошо. Меня часто угощали Павел и его родители куском вкусной булки или конфетой.
Однажды зимой на уроке закона божьего произошел такой случай. Священник вызвал Павла к столу для ответа по заданному уроку. Но Павел не выучил домашнего задания и нес какую-то чушь. Тогда священник заставил Павла читать церковные каноны по-славянски. Павел читал плохо, произносил многие слова неправильно, частью умышленно искажал. В классе смеялись. Священник злился.
