40
41Ушаково — словно остров. Ни в одном соседнем селе давно уже нет храмов; на смену православию пришли новые обряды: ящиком водки отмечают рождение ребенка, двумя-тремя ящиками — свадьбу, на поминки обычно хватает ящика. Ребенка крестят все: боятся за его жизнь и здоровье, но врачи, учителя, председатели колхозов и те, кто выше, просят крестить тайно, на дому. Венчаются в деревне редко: надеются, что удовольствие без венца и молитвы получат, а ничего иного в браке не ищут. Отпевают чаще заочно, нередко с большим опозданием, но почти всех без исключения, чтобы перед людьми стыдно не было: родителей, мол, не уважили, тридцать рублей пожалели. Нередко отпевают "на всякий случай", вдруг там что-то есть? Зато уж когда кто удавится или застрелится, в ногах готовы валяться, умоляют поскорее отпеть: родные тоски не выдерживают.
Если мысленно провести окружность радиусом километров в двадцать с центром в Ушакове, в круг попадут еще девять каменных строений, что совсем недавно звались "очагами дурмана" и "источниками духовной сивухи", настоятели которых непременно были "пауками", а хоть раз ступившие туда — "мухами". Потом все было переименовано — у нас вообще никакие названия или эпитеты долго не живут. В высших сферах было признано благовременным отставить бранную лексику как "оскорбляющую религиозные чувства верующих", использовать парламентские выражения и впредь обозначать те же каменные строения стыдливым эвфемизмом "памятники культуры".
Дивной красоты "памятники" стояли в окрестности. Только в Плещееве тот "памятник" разорен, в Залесье разорен, в Рождестве разорен дотла, до основания, один лишь уродливый шрам посреди сельского кладбища остался, в Романцеве разорен, в Пи-лятине зимний и летний — оба разорены, в Ликурге два дивных красавца тоже разорены, а в усыпальнице Готовцевых, что между теми великолепными храмами стоит, несколько лет лошадей держали, все тут загажено, осквернено, надгробные плиты все перевернуты и стесаны. Спасибо, хоть в поповском доме пекарню устроили, уцелел дом. Воистину, по слову Писания, "мерзость запустения стоит на святом месте". Часами брожу то у одного, то у другого "памятника" и ничего понять не могу. Почему такой взрыв дикой, бессмысленной и беспощадной сатанинской злобы? То ли осталась вся земля без единого праведника, не нашлось ни в одном селе своей бабки Мартьянихи, одни "мудрые старцы" да
"премудрые старицы", то ли тамошние Кузьки служили адским силам не за страх, а за совесть и Бога совсем уж нисколечко не боялись, а людей не стыдились? Почем мне, сельскому попу, знать?
Ведь дело не только в беспощадной борьбе с "духовной сивухой", не только в патологической ненависти идеологов и вождей мироврго пролетариата к "гнусному труположеству". Дело, мне кажется, в рационально принятой, отнюдь не стихийной, твердой и принципиальной установке оторвать историческую пуповину, сделать все историческое бытие не бывшим. Этот постулат нового общественного устройства довольно ясно выражен в общеизвестной песне Пьера Дежейтера на слова Эжена Потье. Совсем недавно мы были свидетелями, как ее пели стоя все левые и правые энтузиасты перестройки — делегаты и гости XXVIII съезда КПСС, потому что эта песня по сей день именуется "Международным пролетарским гимном" и остается партийным гимном Коммунистической партии Советского Союза. Она зовет наш боевой авангард, да и весь советский народ на новые свершения, новые героические прорывы в светлое будущее. "До основанья" — предрекала эта песня 70 и 100 лет назад, она ничего не скрывала, она честно обещала нам разруху до основанья. "До основанья" — клялись в 1990 году делегаты XXVIII съезда, как бы принимая эстафету поколений. У нас по всей округе "до основанья" разорены все помещичьи усадьбы, все соседствовавшие с храмами школы — одни обглоданные кирпичные остовы торчат памятниками "прекрасному новому миру".
По подсчетам бабы Пани, из двадцати шести сел и деревень, откуда лет сорок назад "туча народу" в наш храм по большим праздникам приходила, до основанья вымерло четырнадцать, крапива и чертополох на месте изб, садов и огородов. И священники в Ушакове за эти годы долго не задерживались, не то что о. Александр, ушедший отсюда в лагерь и сюда же из лагеря вернувшийся, здесь же у алтарной стены покоящийся. Я, по ее подсчетам, семнадцатый: захудалый приход, бедный, малолюдный, йе престижный, изгоев сюда шлют. Я, например, оказался здесь После того, как побывал на приеме у президента США Рональда Рейгана в 1988 году. Но об этом чуть позже. ч1 Сама-то баба Паня не ушаковская, потаповская она, но .Пресвятая Одигитрия-Путеводительница привела ее сюда, определила всю ее судьбу: в Ушакове она вышла замуж. Не ради корысти, не ради имения, не ради жениха — ради Храма, что рядом * ее огородом стоит. "Мне, батюшка, не по силам бы на восьмом
