В соседней с нами пулеметной роте кто-то затягивает:
Город спит привычкой барской,
А трубач стране трубит подъем.
Клич несется пролетарский —
Школа ходит ходуном.
Песня старая-престарая, доставшаяся курсантам чуть ли не от самого первого поколения красноармейцев. Мы так полюбили ее, что между собой называем гимном своего училища — «Гимном АМПУ».
Школа средних командиров
Комсостав стране своей кует,
Смело в бой идти готовый
За трудящийся народ.
Как говорится, лиха беда начало. Стоит только начать одной роте, как уже через минуту в воздухе станет тесно от песен. Кто еще может так петь, как курсанты!
Слева от нас, пытаясь всех заглушить, гремят наши «союзники» по училищу — минометчики:
Белоруссия родная,
Украина золотая,
Наше счастье моло-до-е!..
А сзади уже накатывается:
Даль-не-вос-точная,
даешь отпор!..
У нашей роты — своя песня. Хотя и не так старая, но еще предвоенная, тоже тысячу раз петая и перепетая. Про то, как пролетают кони шляхом каменистым и привстал в стремени передовой, как поэскадронно, подтянув поводья, вылетают в бой отчаянные кавалеристы. Сами мы, конечно, не конники — пулеметчики, будущая пехота, пехтура, ну да что из того! Рота дружно подхватывает припев.
Курсанты поют вдохновенно, сразу видно — в свое удовольствие. Особенно старается один — здоровенный двадцатидвухлетний парень, шагающий впереди меня. Раскрывает рот широко, от напряжения аж вытягивает шею. Кажется, ничего другого не существует для него в эту минуту. Петь, так уж петь! Самому небу пусть будет жарко!
— Ррро-та-а-а!.. — все песни на плацу разом перекрывает густым рокочущим басом наш старшина. Крепкий, приземистый, почти квадратный, он разводит руки слегка в стороны и с командой — «Стой!» — рывком прижимает их к туловищу.
— Ррразойдись!
Долгожданная, милая сердцу команда, душа радостно трепыхается.
Перерыв!
Всех, кто шагал в строю, словно раскидывает ураганом. Бросаются врассыпную, стремглав пробегают несколько метров и только уже в отдалении останавливаются и тихо, степенно переговариваясь, начинают расходиться. Каждый идет своей дорогой.
Курсант, который усерднее всех пел в строю, отбегает подальше. В сторонке останавливается, поправляет ремень.
Харч у курсантов в военное время известный: десятая наркомовская норма. И сливочное масло по утрам, и сахар — всего побольше, чем в линейных частях. Но как ни сытнее по сравнению с другими нам живется, все молодым кажется маловато, особенно для такого здоровенного парня, как курсант, шагающий в строю впереди меня. Он во всем привык быть первым — и на плацу, и на стрельбище, и в столовой... Я совсем уже было собираюсь увязаться за курсантом-тяжеловесом, вдруг слышу, как меня окликает старшина:
— Курсант Любимов, ко мне!
В Арзамасском училище я не так давно, всего третью неделю. Старшина еще не запомнил как следует мою фамилию, путает, а самое главное — плохо выговаривает ее по-русски. Я, правда, на это не обижаюсь. Когда он меня вызывает: «Курсант Любимов!», немедленно откликаюсь: «Я, курсант Любимов!» А когда он, спохватившись, замечает: «Постой, постой! Так ты же ведь не Любимов?», — я не спорю с ним, тут же соглашаюсь: «Так точно! Любимов — это сокращенный вариант! Для удобства!».
Бегом, как и требует всегда старшина, устремляюсь к нему. Душа у меня сразу же перестает трепыхаться. Словно вспугнутая птица, она срывается с места, на котором в обычное время находится, подпрыгивает куда-то очень высоко, делает там, на высоте, что-то вроде сальто-мортале и оттуда кувырком летит вниз, в самые пятки.
Дело в том, что еще вчера я потерял... пуговицу. Где ее посеял — не знаю, потерю свою сразу даже не заметил. Но на вечерней поверке старшина с первого брошенного в мою сторону взгляда сразу же обнаружил «отсутствие присутствия» таковой на хлястике шинели.
— Это еще что за фокусы?.. Пришить! И немедленно!
Пытаюсь объяснить, где, мол, ее, ту пуговицу, я раздобуду? Не дома ведь!
Старшина смотрит на меня, как все старшины, когда имеют дело с некстати свалившимся на их голову салаженком:
— Роди! Скажи, что нашел...
Выражение «Роди — скажи, что нашел» у старшины любимейшее, в него он вкладывает смысл, близкий суворовскому — «Прояви воинскую находчивость». Не важно, что курсанты понимают старшинский афоризм по-своему: словно высочайшее благословение предпринять то, что на языке, совсем уж не военном, звучит, как «Ловкость рук...»