Итак, что у нас в активе? Ровным счётом ни хера! Сперва неправильно распорядились христианством, которое при правильном, прагматичном применении прекрасно работает. Вспомним протестантскую этику и Бенджамина Франклина. Вот как надо было действовать! Социализм как идеологическая база тоже прекрасно работает в Швеции и прочих странах. И только у нас в дурных руках ничего кроме хуя не держится, да и тот постоянно сцыт против ветра. За что ни возьмёмся — ничего у нас не работает. И социализм решили строить не простой, а сразу коммунизм. И не простой коммунизм, а военный. Во как! И что получилось? А известно что. Получилось, "как всегда".
Дискредитировали, а попросту сказать, просрали уже две вполне приличные идеологии, религиозную и светскую, которые обеспечивают при правильном, разумеется, применении вполне человеческое обхождение людей друг с другом. Ни одна идеология по дури нашей великой в народе не прижилась. Теперь страна осталась и вовсе без идеологии. Без понятия о том, что хорошо, а что плохо. Что предосудительно, а что похвально. Нет у нации крепкой, позитивной идеологии — так скажите на милость, над чем же этику-то надстраивать?
Ой, блядь! Стоп машина! Неправильно я сказал. Как это "осталась страна без понятия"? Страна совсем "без понятия" не осталась. Есть в стране «понятия». Есть идеология. Бандитские «понятия» и бандитская идеология. Они отличаются от всех прочих тем, что происходят из звериной генетической памяти наших пещерных предков с продолговатыми мозгами и дубиной в руках. Дискредитировать эти понятия невозможно, потому что именно они и являются единственно вечными, потому как сидят они не в больших полушариях, а в продолговатом мозгу и апеллируют не к разуму, а напрямую к инстинктам. Когда извилины в больших полушариях отказываются служить, на выручку приходит продолговатый мозг. Вот он и пришёл. Страшно? Противно? Но винить никого не приходится, потому что мозг продолговатый. И этика в стране тоже такая же, продолговатая — сверху донизу.
Маленький продолговатый бандитский мозг во главе огромного ядерного государства.
И где теперь нормальную идеологию взять? Ведь нынче что ни скажи нашему человеку, он тебе тут же не в бровь, а в глаз: да пробовали мы уже и то, и это. И хрен-то оно нам помогло. Жить стало не легче, а наоборот, еще тяжелей. И правильно. Потому что не надо было искать российским умникам свой уникальный путь, не надо было чисто по-русски чинить часы водопроводным краном. Надо было сперва не душу народную спасать, а шкуру. Была бы шкура цела — и душа бы уцелела и расцвела. В дырявой шкуре душу не удержишь! Не надо было идти неторенной дорогой. Вообще, ничего не надо делать сдуру и не как все, потому что, как говорит русская же пословица, сдуру можно и хуй сломать. Удивительный всё же народ — русские! Ведь знают, что можно сломать, прямо об этом говорят, и при этом постоянно ломают, и при том каждый раз в одном и том же месте, и об одни и те же грабли. Из-за этих особенностей национального поведения вся вышеописанная бестолковая поебень актуальна в России и по сию пору, а не только во времена Победоносцева и Соловьёва, Энгельса и Каутского. Строго говоря, инженерия идеологии и этики подчиняется одним и тем же правилам и в тех местах, где пальмы растут без горшков, и в стране вечнозелёных помидоров. Особенность последней местности состоит лишь в том, что из-за близости к северному полюсу разум в ней находится в состоянии хронического сонного оцепенения, а обширная площадь приводит к тому, что даже этого беспомощного, сонного разума приходится слишком мало на квадратный километр вечной мерзлоты.
И основное правило, которому подчиняется развитие человеческой этики, состоит, к сожалению, в том, что пока сонный человеческий разум пререкается с похмельным рассудком, побеждают чудовища. Побеждают нас блядские чудовища. Я все их жуткие пакостные рожи знаю в лицо, потому что Гойя их специально для меня нарисовал на серии офортов, а офорты привезли в Москву на выставку, тоже специально для меня, чтобы я на них посмотрел и всех запомнил. Я их запомнил, и теперь везде их узнаю. Тебя узнаю, себя узнаю… Чудовища!.. Боже милосердный, объясни мне, ну почему мы, люди, — такие чудовища?