Дети-синтетики — натуры более художественные, они идут с цельной идеи. Они гораздо небрежней к деталям и редко воспринимают красоту декоративного изделия в отличие от аналитиков, которые к красоте такого рода очень чувствительны.
Чтобы выяснить, кто из детей какого плана, достаточно понаблюдать, как они находят предмет в целом куске материала, как они составляют тот же самый предмет из деталей. Для этого можно принести детям мешок всякого хлама, из которого они выберут детали для данного предмета. Тогда метод соединения частей будет более очевидным.
В раннем возрасте тип мышления определить нетрудно. Потом же все затуманивается и не найти истоков.
Все это так. Но тут мы натыкаемся вроде как на неразрешимую проблему. Развивать ли в аналитике противоположный тип мышления, заниматься ли переориентацией или углублять аппарат, данный ему от рождения?
А, чушь это, а не проблема! Каждый уникален. Только с таким ощущением можно быть с детьми. Чего мне далась эта типология?
Уникумы мои меж тем улюлюкают над своими обезьянками. Почти все смогли слепить обезьянку из целого куска, а раньше таким способом лепить удавалось только единицам. Стало быть, смогли дети проникнуться чувством цельности, единства! Говоря по-взрослому, они научились.
Если бы взрослые так относились к живым животным, как дети — к слепленным! Вот они им и еду слепили, и постельки. И даже имена дали.
Я приустала. Впереди еще четыре группы. Чтобы встряхнуться, навожу ревизию в шкафу, ищу сама для себя приманку. И нахожу.
Шишки. Их принесла та же бабушка Наташи. Тоже персонаж. Завалила меня всякими «нужностями» — цветками, шишками, бусинками, всегда у нее Наташа аккуратно одета, причесана, внешне полное благополучие. А как-то услышала я из туалета рев. Заглянула — и вижу: лупит бабушка свою внучку; а та орет не своим голосом. А лупит за то, что платье гуашью измазала. Вот тебе и доброта!
Но шишки эти, несмотря на злобность дарительницы, я сейчас и использую. Устроим урок для аналитиков. Те же обезьяны, та же версия, но только вместо глины пластилин и шишки.
До дому меня провожают дети с родителями последней, пятнадцатой группы. Это единственные родители, с которыми у меня тесный контакт — мы успеваем беседовать. На беседу с ними трачу последний порох. Я устала. Язык не ворочается. А впереди еще одна игра. Со своими детьми. На которых у меня тоже не хватает времени.
УРОК
Урок — это импровизация, игра, мистификация, но никак не затверженная из года в год программа. Детей не надо искусственно возбуждать, заводить. Стоит верно почувствовать, чем живет каждый из сидящих на голубой лавке за низеньким длинным столом, уловить нерв, определяющий доминанту данного урока, — и рождается действо, в котором все участвуют на равных правах. Часто задним числом я пытаюсь осмыслить, что побудило меня сделать или сказать то-то, и вдруг с какой-то необыкновенной яркостью увижу перед собой детские глаза и пойму, что именно они и спровоцировали меня на данный поступок или фразу. Мы проживаем вместе каждую минуту, между нами тесная связь, что только и дает возможность личностного подхода к каждому ребенку. Вместе и каждый сам по себе, мы возводим свой, общий мир.
Поначалу детей больше интересует моя «затравка» — тема или предмет разыгрывания на уроке. Но постепенно их внимание переключается на задачу: как слепить? Они атакуют меня бесчисленными вопросами. Как вылепить шерстку? Как сделать так, чтобы бежал и не падал? Как сделать круглое и колючее? Как сделать дырку?
Один из таких вопросов превратился для меня в «домашнее задание».
КАК ВЫЛЕПИТЬ «ОТФЫРКИВАНИЕ»
— Твой Человек-Туча — просто находка для лепки, — говорю я мужу, непосредственному участнику наших занятий. Он придумывает для нас сказки.
Его Человек-Туча — человек, как все, но с одной странностью: стоит ему огорчиться, как он превращается в тучу. В первый раз это случилось с ним в школе. Учительница, не зная за ним такой особенности, поставила ему двойку. И тут на глазах у всего класса он стал расплываться, увеличиваться, «тучнеть», и из него хлынул такой дождь, что все, включая учительницу, промокли до нитки. Пришлось повесить ему на грудь предупредительную табличку: «Если сильно огорчаюсь, сразу в тучу превращаюсь».
