– Вы, кажется, несколько озадачены, – произнес он.
– Не понимаю, отчего эта записка могла внушить такой ужас. По-моему, нелепость – и ничего больше.
– Допустим. И тем не менее факт остается фактом: человека крепкого, немолодого, но в полном здравии, она свалила с ног, точно его хватили по голове рукояткой пистолета.
– Вы разожгли во мне любопытство. Но раз уж вы советуете мне ознакомиться с этим случаем, на то есть какие-то особенные причины?
– Дело в том, что это мое первое расследование.
Я не раз пробовал выпытать у моего компаньона, что побудило его обратиться к расследованию преступлений, однако до сих пор он неизменно отмалчивался. Теперь же, подавшись вперед в кресле и разложив бумаги на коленях, он разжег трубку и некоторое время молча их перебирал.
– Мне не доводилось рассказывать вам о Викторе Треворе? – спросил он. – Он был моим единственным другом за те два года, когда я учился в колледже. Общительность, Ватсон, мне и раньше была мало свойственна: я предпочитал отсиживаться у себя в комнате, предаваясь выработке собственных методов мышления, и с ровесниками приятельства не заводил. Спортом, помимо бокса и фехтования, не увлекался, и характер моих занятий настолько отличался от досуга моих однокашников, что наши интересы решительно ни в чем не совпадали. Знакомство у меня завязалось с одним только Тревором, да и то случайно: его бультерьер намертво вцепился мне в лодыжку, когда я шел в часовню.
Начало дружбы прозаическое, но результативное. Я провалялся в постели десять дней, и Тревор постоянно заходил меня проведать. Поначалу беседа длилась минуту-другую, потом Тревор стал засиживаться у меня все дольше, и к концу семестра мы сошлись очень тесно. Открытый и жизнерадостный, полный энергии и воодушевления, Тревор во многих отношениях представлял мне полную противоположность, но имелось у нас и кое-что общее, а окончательно скрепило нашу близость отсутствие друзей как у него, так и у меня. Наконец он пригласил меня погостить в отцовском имении в Донниторпе, графство Норфолк, и я согласился провести там месяц в летние каникулы.
Старик Тревор, состоятельный землевладелец и мировой судья, явно пользовался в округе уважением. Донниторп – небольшая деревушка к северу от Лангмира, невдалеке от Норфолкских озер. К широко раскинувшемуся кирпичному дому Тревора, выстроенному на старинный лад, с балками из дуба, вела чýдная липовая аллея. На болотах – отличная утиная охота, рыбалка тоже на зависть. В доме (от прежнего, по-видимому, владельца) сохранилась небольшая, но со вкусом подобранная библиотека. На кухне готовили вполне сносно. Словом, только редкий привереда не провел бы здесь время с удовольствием.
Тревор-старший жил вдовцом, и мой друг был его единственным сыном. Дочь, насколько я слышал, умерла от дифтерита в Бирмингеме, куда поехала погостить. Старший Тревор чрезвычайно меня заинтересовал. Заметного образования он не получил, но обладал незаурядным умом и недюжинной физической силой. В книги он вряд ли заглядывал, зато много путешествовал, немало повидал и хранил в памяти весь накопленный опыт. Это был коренастый, плотного сложения человек с копной седоватых волос. На его загорелом, обветренном лице выделялись голубые глаза, глядевшие пронзительно и чуть ли не свирепо. Однако в округе он слыл добряком и щедрым благотворителем, а выносимые им судейские приговоры отличались мягкостью.
Однажды вечером, вскоре после моего приезда, мы, пообедав, сидели за бокалом портвейна. Младший Тревор заговорил о моей наблюдательности и способности к умозаключениям, из которых я уже успел выработать систему, хотя тогда еще не представлял, какую роль она сыграет в моей жизни. Старик, выслушав рассказ о моих двух-трех пустячных достижениях, по всей видимости, считал, что мои таланты сыном явно преувеличены.
«Ну хорошо, мистер Холмс, – молвил он, добродушно посмеиваясь. – Чем я не подходящий объект? Испробуйте ваш метод на мне».
«Боюсь, многого извлечь мне не удастся, – ответил я. – Рискну предположить, что последний год вы опасались чьего-то нападения».
