И тут без грабежа и насилий не обошлось; брали, что хотели, что кому нравилось. Некто Эдигар-Бик (Бек-Бий) при сборе этой пошлины также важное лице: он приехал с кушбегием и с голодною его толпой, кашлянул, окинул стоявших пред ним покорных купцов жадным оком и приветствовал их громовым голосом, обещав избить палками каждого, кто осмелится утаить что-либо из товаров. Кушбеги, который, как известно, носит почетное, но скромное звание это только для виду, между тем как он по власти своей есть первое лицо в государстве и управляет даже самим ханом, кушбеги хотел блеснуть знанием европейских дел; он повторял несколько раз урок, который затвердил, как сам признавался, от бывшего недавно в Бухаре англичанина Бёрнса: что англичане на море, а русские на суше — сильнейшие государства в Европе.
Товарищем моим из самого Оренбурга был, как я уже сказал, полубухарец Ша-Булат; но кушбеги, который не хотел называть простолюдина шахом, дал ему название Там-Булата и допрашивал его с угрозами, не везет ли он в числе своих и мои товары.
Дело в Том, что немусульманин платит пошлины вдвое противу правоверного, и поэтому думали, что я приехал торговать под именем Ша-Булат; не хотели верить, чтобы у меня товаров не было вовсе. Кушбеги позвал меня. Ты русский? Русский. Зачем приехал? Особенной надобности у меня нет; я был послан к кайсакам за пленником, харчи у меня все вышли, роды, с которыми мне отправляться, откочевали, глубокие снега сделали дороги непроходимыми; ташкентцы, туркмены и хивинцы на пути разбойничают; поэтому я прибегнул к Бухаре как к союзной державе. Хочу пробыть несколько времени здесь и отправиться после с попутчиками, с кайсаками. Товары есть у тебя? Нет. А деньги? Есть, 200 червонцев. Я снял чресленник и просил, чтобы кушбеги сам велел сосчитать деньги. Глаза у него разгорелись на мое золото, но ему было как-то совестно обобрать меня, и он искал предлога. У нас, сказал он, в Бухаре на все есть законы, и с денег твоих по законам нашим следует взыскать пошлину. Я отвечал, что и сам жил в государстве, где судят по законам и привык им повиноваться. Знаешь ли Искандера? — спросил кушбеги. Я думал, что он говорит об Александре Македонском; но оказалось, что речь шла об Александре Бернсе. Я сказал ему, что путешественник этот расхвалил его, кушбегия. Это ему понравилось. Искандер подарил мне книжку, продолжал он, очень любопытную, но не мог мне объяснить хорошенько содержания ее, потому что знал плохо по-персидски. Он кое-где на краях написал перевод. Но книжки этой, о которой кушбеги знал только, что она очень любопытна, не показал он мне и впоследствии, вероятно, затерял ее или поленился отыскать. Он говорил о ней только, чтобы показать ученость свою.
Принесли и стали рассматривать ружье и пистолеты мои с пистонами, но кушбеги отворачивался и боялся этого нового изобретения, хотя знал и видел его уже прежде. Эдигару поручено было сосчитать червонцы. Нашлось 197. Наперед всего положено было взыскать пошлины за полные 200, потом пошли толки, сколько взять? Мусульмане платят с 40 по одному, а неверные вдвое. Толковали мне, что с армян, с индийцев берут также по 5 со ста, с Искандера взяли столько же. Я не спорил, но кушбеги, желая прикрыть действия свои благовидным предлогом, позвал муллу и спросил его по-татарски, сколько следует взять с русского, ибо русские доселе, кроме послов, никогда в Бухаре не бывали, а по-персидски сказал ему, мулле: с десяти один. Я отвечал по-персидски же, что может взять и с пяти один, может также взять и все. Это немного озадачило кушбегия, и он своротил разговор, начав расспрашивать меня, где я выучился по-персидски. Наконец, взяли со 197—20 червонцев, причем кушбеги повторил несколько раз, что он, впрочем, спросит еще хана, согласно ли это будет с волею его, и готов немедленно возвратить деньги, если хан это прикажет. Само собою разумеется, что это было одно только пустословие. Меня спросили, где я буду жить — в деревне или в городе? Я хотел было оставаться на сахре, вне города, чтобы разъезжать свободно; но кушбеги предложил мне нанять квартиру в его сарае, от чего я впрочем отказался, и настаивал, чтобы я ехал в город. Караван разошелся; верховые поскакали в город и по деревням, к знакомым своим, а я поехал в Вабкенд, 2 1/2 фарсаха
