Над вазоном, почти заполненным разномастными окурками, нестандартной тарой из-под спиртосодержащей продукции, обрывками протоколов допросов и опросов, куда дознаватели вносили выдранные из потока сознания свидетелей и потерпевших бессвязные предложения, скомканными в тугие бумажные шарики неиспользованными санкциями прокурора на обыск или задержание и всяческим иным мусором, висел полностью израсходованный десять дней назад огнетушитель, не утративший, однако, своего грозного красного вида и могущий еще послужить учебным пособием на занятиях по противопожарной подготовке, которые очень любил проводить лично начальник УФСНП по городу Москве.
Возле этой "пепельницы" полутораметрового диаметра в гордом одиночестве стоял изрядно потасканный по засадам и женщинам майор Баранов и задумчиво курил длинную коричневую сигарету "More".
Незнакомый с майором человек мог принять погруженного в свои мысли Баранова за "интеллигента" с высшим музыкальным или искусствоведческим образованием. Но пребывать в сем заблуждении ему пришлось бы недолго, ровно до той секунды, пока Баранов не открыл бы рот и не извлек бы из кармана свою любимую титановую раздвижную дубинку.
– Свиньина не видал? – осведомился Желдак.
– Нет, – после минутного размышления хрипло сообщил Баранов.
– Ну вот и хорошо, – начальник облегченно повысил голос, и его движения обрели уверенность, как и положено офицеру полиции, имеющему двадцатилетний стаж работы в славных своей историей органах госбезопасности, пять строгих выговоров с занесением в личное дело, медаль "За спасение утопающих", полученную им за извлечение из полыньи упавшего туда заместителя начальника Управления ФСБ по Москве и Московской области по воспитательной работе с личным составом, и отметку "буйный" в медицинской карточке районного ПНД, появившуюся после первого приступа белой горячки у пытавшегося бросить пить Желдака.
– Слобожану скажи, чтоб зашел, – буркнул он и скрылся в своем кабинете.
– Разрешите, товарищ подполковник? – майор Слобожан переступил порог кабинета начальника райотдела и почтительно остановился.
– Проходи, садись.
Желдак снял очки и положил их перед собой на рапорт группы дознавателей, в котором те просили обеспечить их безвозмездной финансовой помощью. Посредством оной они надеялись дотянуть до следующей зарплаты. Дознаватели сильно поиздержались, отметив в ресторанчике по соседству юбилей старейшего сотрудника отдела, к сорока семи годам получившего наконец давно заслуженное звание полковника.
Банкет, как водится, закончился взаимной дружеской потасовкой, прибытием нескольких нарядов ППС и пустыми карманами наутро, когда юбиляр со товарищи очнулся. Набранным из подмосковных деревень патрульным были чужды хорошо известные всем понятия "корпоративная солидарность" и "порядочность по отношению к коллегам". Так что карманы дознавателей на следующий день оказались столь же пустыми, как и карманы обыкновенных граждан, попадающих в цепкие руки пэпээсников.
Коллективный рапорт содержал двадцать три грамматические ошибки в ста семидесяти словах текста и блистал отсутствием запятых, в результате чего смысл рапорта, и без того весьма далекий от понимания, был покрыт завесой тайны даже для Желдака.
Единственное, что понял подполковник, – это недовольство дознавателей с фамилиями Кузякин, Лососев и Жмурилкин действиями бармена, подсунувшего им водку с явной примесью керосина и жидкости для борьбы с насекомыми, и призыв привлечь наглого трактирщика к уголовной ответственности по статье 295 Уголовного кодекса России – "Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование".
В личной беседе при подаче рапорта Жмурилкин – парламентер от дознавателей – совершенно разошелся, потерял связь с реальным миром и даже начал угрожать Желдаку тем, что в случае неоказания срочной материальной помощи сотрудникам они будут вынуждены компенсировать отсутствие средств путем выхода на проверку Черкизовского рынка с целью добычи требуемой суммы "известным способом".
Желдак пообещал решить проблему и отправил дознавателя восвояси.
