В одном нашему начальству не откажешь: обойтись совсем без него все-таки нельзя. Кто-то же должен управлять стихией! Кем-то, так или иначе, приходится жертвовать, испохабив его назначением на руководящую должность. Вот и – жертвуем… Иногда – достойными, совестливыми и работящими (таких потом жальче!), но в основном – типичными м у с о р а м и… Если уж кто-то должен исполнять роль курвы и гниды, так уж лучше – они!
Лично я, к примеру, ни за какие коврижки в руководители не пошел бы! Ну его… Делать "как надо" мне все равно не дадут, а исполнять слепо все, что требуют, не хочу! Ну, то есть как… На своем уровне именно этим я каждодневно и занимаюсь, но при этом отвечаю только за себя, и сам держу ответ перед своей совестью. А если поставить меня во главе какой-нибудь команды, поневоле придется заставлять других делать немалое количество гнусностей, гадостей и подлостей… Не желаю!
Допив сорокоградусную (не пропадать же добру), Караваев поднялся и направился в коридор покурить. Проходя мимо туалета, он мельком взглянул в зеркало и обомлел: на него смотрел не бравый офицер налоговой полиции, коим он уже привык себя считать, а подвыпивший клоун бродячего цирка с лицом, осыпанным ярко-красными пятнами размером с трехкопеечную монету.
Для полного сходства не хватало только красного носа и колпака с кисточкой. Померанцевый эликсир дал аллергическую реакцию.
В таком виде он и предстал пред пожилым полковником – начальником высших академических курсов и, стараясь не дышать в его сторону, доложил о прибытии.
– Что у вас с лицом, товарищ капитан? Вы случайно не больны?
– Никак нет, товарищ генерал. По-видимому, это реакция организма на московский сильно загрязненный воздух.
Генерал с сомнением покачал головой.
***
Учеба на академических курсах, если к ней относиться не буквально, а творчески, – это полезное и одновременно приятное времяпровождение. В группе слушателей, куда попал Караваев, собралась публика со всех концов нашей необъятной Родины – от подмосковных городов до поселка Мирный, что на Камчатке.
В основном это были офицеры с военным образованием, ранее занимавшие руководящие посты от командиров батальонов до начальников служб армий.
Институт, где располагались курсы, был режимный, обнесенный высоким забором с колючкой. Охрана смешанная – гражданские тетечки предпенсионного возраста и бравые прапорщики и прапорщицы внутренних войск. Это теперь в НИИ висят программы научно-технических конференций, доклады и пр. То есть понятно, чем люди заняты. А раньше это была тайна. Ну и работали там уборщицы. Одна такая устроилась, ей выдали пропуск с тремя страшными буквами и швабру калибра 5.45 (шутка).
И давали народу, как и в любом советском учреждении, заказы. И было в заказе мясо. Один офицер, дело было зимой, положил пакет на подоконник, к холодку, но мясо подтаяло и потекло.
И протекло через пакет. Утром приходит офицер на работу, а уборщица в его кабинете плачет горючими слезами и навзрыд.
Все сбежались, что за дела, дескать? Она и говорит, давясь слезой: "Я больше не могу, вы тут людев мучаете, а я замывай". Все в непонятках, крупнее комара никто ничего тут не пытал. "А во-о-он, кровиш-ш-ш-ш-ша!!!" Кстати, все местные алкаши уверенны, что там тюрьма. Между забором и стеной из колючей проволоки ходил стриженый солдатик с автоматом, и его было видно уже с третьих этажей окрестных пятиэтажек.
В конце 90-х охрану и бдительность периодически усиливали, кстати, обычно это случалось за пару недель до очередного теракта; потом все устаканивалось.
Быт у слушателей курсов постепенно налаживался. Ночные посиделки отошли в сторону. Многие из курсантов люди семейные, на выходные уезжали домой. Постояльцы гостиницы перестали с удивлением глазеть на офицеров в диковинной еще зеленой форме с нашивками налоговой полиции.
Соседи Караваева по номеру оказались компанейскими ребятами.
Майор – бывший военный контрразведчик, опер – старлей и немногословный прапорщик из подмосковного СОБРа.
Хотя однажды случилась история, заставившая местный люд по-другому взглянуть на бывшего собровца.
