Потом походили с гэлантами на рукопашку к омоновцу — там не особо понравилось. А потом мы с Юрой Нераболом пошли в ЦСКА на бокс. Вот бокс нас захватил надолго!
Но в ЦСКА тоже было не очень удобно ездить, и мы стали тренироваться в боксёрском клубе «Норд» на «ВДНХ» у Володи Индейца, к тому моменту уже давно ставшего легендой мясного движа — ех-предводителя GF. Туда же довольно быстро подтянулись Хакер и вся наша мафия. В «Норде» мы прозанимались довольно долго. Это был легендарнейший зал, там занимался очень пёстрый и серьёзный состав.
Мы прикалывались, что если туда приедут мусора, они могут принимать вообще всех, кто там занимается, включая тренера… Просто за татуировки — руны, пропеллеры, лозунги, бригадные символы.
Довольно любопытным вышло посещение московской секции «кои комбат», той самой системы, с которой неразрывно связано имя Кочергина. Это питерская система, естественно, я не мог пропустить открытие этой школы в Москве. Там преподавал Виталий Богданович. Он потом умер от какой-то лютой болезни головы вроде рака мозга, хотя здоровьем отличался отменным. На первой тренировке он предлагал всем выдержать обычный маваши: группа вставала, все вроде как подготавливались, но от его на вид ничем не примечательных махов ногами люди просто складывались и оседали на пол.
Отзанимался месяца два, но вышла довольно неловкая ситуация. Все в этой секции, да и я, начитавшись Кочергина, начинали воспринимать окружающую реальность не совсем адекватно. Абсолютная беспощадность по отношению к себе; если биться, то в полную силу — этот набор установок сыграл на тренировке довольно злую шутку. Основной контингент занимавшихся имел определённую подготовку, и, начитавшись Кочергина, все приходили настроенные уничтожать себя по полной; имело место состояние некоторой душевной экзальтации.
Там и приключилась со мной история, после которой я подвязал с КОИ. На тренировке мы выполняли одно из рядовых упражнений: разбились на пары, встали на колени, друг напротив друга, начали боксировать. Без перчаток. Мне в пару достался молодой парень, который до этого занимался джиу-джитсу.
Я ему сразу сказал:
— Слушай, Кочергин — это, конечно, круто, но мне завтра на работу, давай без перегибов. Зачем это всё? По лицу сильно не бей, обозначай, по корпусу — как хочешь.
— Да, да, без проблем!
Начинаем работать. Он мне засадил по щщам довольно сильно.
Говорю ему:
— Слушай, ну ты чего?
Он опять:
— Да, да, извини.
Продолжаем работать — отсаживаю ему по корпусу, удары в голову ему обозначаю ладошками. Он мне опять с силой бьёт в голову.
Второй раз ему говорю:
— Заканчивай, ну ты чего в самом деле?
Он в ответ:
— А чего? Работаем же!
Ну ладно. Продолжаем работать. Он снова наносит сильный удар мне в голову. У меня пара сечек, опухла бровь. Ну, работаем так работаем: я включил Кочергина. Перестав сдерживаться, тут же пробиваю в ответ боксёрскую серию: бью левый прямой, затем наклоняю его и засаживаю в лицо несколько апперкотов. У него тут же заплывает вся физиономия. Прибегает тренер, уводит его в туалет умываться. Пришлось вызвать скорую. В итоге выяснилось, что у моего спарринг-партнёра перелом лицевой кости. Я не склонен винить в том, что всё так сложилось, пострадавшего, скорее, свою роль сыграла тут сама система построения тренировок.
В 2006 году я нашёл новую альтернативу и пошел заниматься к Юрию Михайловичу Федоришену, легендарному мастеру каратэ ещё с советских времен. Я искал какой-то оптимальный вариант тренировок (работал я тогда на Красной Пресне, а его зал был в районе метро «1905 года», минут 10–15 на машине). Когда я увидел список его данов и поясов, подумал, что это будет круто — и не ошибся.
Только попав в эту секцию, я понял, что такое на самом деле каратэ и что оно реально может. Это было совсем не то, чем я занимался когда-то в школе. Упражнения на удары по горлу, в глаза, в другие болевые точки были вполне в пределах нормы. Люди, которые приходили в первый раз, были в ахуе оттого, что в первом же спарринге в партере им пытались выдавить глаза и открутить мошонку. Однажды пришёл парень из капоэйры, крепкий тип, но он был в шоке, когда ему прищемили яйца во время броска. Он странно взвизгнул и пошёл в раздевалку, сказав напоследок: «Парни, я всё понял, это не моё!»
