В своей книге «Главный противник» он написал:
«В шестидесятые и семидесятые годы руководство ЦРУ дилетантски и часто крайне неудачно подходило к ведению разведки против Советского Союза. Мимолетные успехи в области агентурной разведки всегда заканчивались провалами.
Разрушительное воздействие на российское направление деятельности ЦРУ имело больное воображение печально известного руководителя контрразведки ЦРУ США Джеймса Энглтона и его паранойя по поводу работавшего на ЦРУ с 1962 года и перешедшего к американцам в 1964 году бывшего сотрудника контрразведки КГБ СССР перебежчика Юрия Носенко.
Энглтон посчитал Носенко агентом-двойником, специально внедренным КГБ в ЦРУ в целях дезинформации относительно убийства Джона Кеннеди, роли в этом Ли Харви Освальда и КГБ и для последующего агентурного проникновения Носенко в ЦРУ.
С учетом этой его позиции любой выход русских инициатив-ников на американцев рассматривался Энглтоном как подстава со стороны КГБ, а оперработники ЦРУ, пытавшиеся организовать агентурную работу по гражданам СССР, сами брались контрразведкой ЦРУ в разработку.
Таким образом, на десятилетие была заблокирована работа московской резидентуры, что привело практически к параличу оперативной работы на советском направлении не только в Москве, но и за пределами СССР».
Как известно, в 1961 году американцы вывезли в США завербованного ими майора КГБ Анатолия Голицына, который попытался убедить своих новых хозяев в том, что в ЦРУ США, а также в спецслужбах Великобритании, Финляндии и ряде других стран работают многочисленные советские агенты, и ему поверили.
Энглтон, возглавлявший в то время контрразведку ЦРУ, на основании показаний Голицына выдвинул теорию широкомасштабного проникновения КГБ в ЦРУ и затеял многочисленные проверки оперработников.
Он запретил ЦРУ привлекать к агентурному сотрудничеству граждан СССР (и в Москве, и за ее пределами), опасаясь, что они специально подставлены американцам КГБ.
А когда в 1964 году в США сбежал другой сотрудник КГБ — подполковник Юрий Носенко, в ЦРУ посчитали, что КГБ его специально направил в США в целях дискредитации Голицына, чтобы убедить американцев в том, что Голицын — это агент-двойник, дезинформирующий ЦРУ.
В течение четырех лет Носенко содержали в изоляции, проверяли на полиграфе и тщательно допрашивали, чтобы подтвердить версию о том, что он специально заслан КГБ к американцам с целью дезинформации. Но подтверждения этому не нашли.
В восьмидесятые годы яростным борцом с теорией Джеймса Энглтона и сторонником возобновления активной агентурной работы на территории нашей страны стал сотрудник центрального аппарата ЦРУ Бартон Ли Гербер, который с 1980 по 1982 год возглавлял резидентуру в Москве.
Под влиянием Гербера и его соратников в ЦРУ коренным образом пересмотрели доктрину агентурной работы против Советского Союза в сторону ее резкой активизации по двум главным направлениям: возобновление активной работы с инициативниками на территории СССР; возвращение прерванной ранее (под влиянием Энглтона) вербовочной обработки граждан СССР в тех странах, где имелись оперативные позиции у ЦРУ.
В итоге в восьмидесятые годы американцам действительно удалось создать серьезные агентурные позиции в нашей стране и в результате у американцев возникла уверенность в том, что в СССР, невзирая на «жесткий» контрразведывательный режим, возможно вести агентурную работу.
В КГБ, разумеется, начали реагировать на изменение обстановки. Но не так быстро, как того требовала ситуация.
Хотя в первой половине семидесятых уже были разоблачены агенты американской разведки из числа инициативников Калинин, Казачков, Московцев, Григорян и Капоян, а в декабре 1973 года в Ленинграде при изъятии тайника захватили с поличным сотрудника ЦРУ Шорер, советская контрразведка в то время все еще не имела реального представления о посольской резидентуре ЦРУ, масштабах и методах ее работы, а количественный состав московской резидентуры первым отделом В ГУ преувеличивался в несколько раз. В первом отделе В ГУ еще не существовало самостоятельного участка (или центра) по разработке посольской резидентуры ЦРУ.
