— Будьте осторожны, опасайтесь зениток, — сказал нам перед вылетом командир.
Поднялись мы очень высоко. Чуть ниже нас впереди шли скоростные бомбардировщики. Их скорость едва уступала истребителям. Славные, красивые машины!
По мере того как мы поднимались, стрелка прибора высоты все больше сдвигалась в сторону и, наконец, замерла. Холод пронизывал насквозь. В меховых рукавицах стыли руки. Не хватало воздуха, в висках стучало. Но все летчики безукоризненно, точно на параде, вели строем свои машины.
Появились редкие облака. Ближе к фронту пылали деревни, зажженные японскими снарядами. Потом заблестели воды Янцзы. Мы были у цели. Внизу, величиной со спичечные коробки, виднелись корабли наших врагов.
Вот они, заморские варвары, которые пришли нарушить нашу мирную жизнь. При виде их меня охватывает чувство жгучей злобы. Я отлично понимаю нашего героя-летчика, ринувшегося с полным грузом бомб на палубу японского крейсера. Он пожертвовал собой, но взорвал и потопил японский корабль.
Заметив китайские самолеты, японские корабли открыли стрельбу из зенитных орудий. Поднявшиеся навстречу японские истребители не решились вступить с нами в бой. Желто-красными искрами вспыхивали многочисленные выстрелы зениток. Бомбардировщики бесстрашно атаковали военные корабли. С большой высоты они метко сбросили смертоносный груз и повернули обратно. Не было времени разглядывать, как взорванные корабли начали тонуть. Штурманы хорошо рассчитывали. Их бомбы достигли цели. В этот налет они потопили 5 кораблей.
Бомбардировщики и истребители легли на обратный курс. Только одна машина, задержавшись, отстала от своего отряда. Как шакал, ринулся один из самураев на нашего товарища. Китайские самолеты скрылись за облаками. Я поспешил на выручку. Это оказалась машина Ван Ши-до. Истребитель, атаковавший Ван Ши-до, бросился на меня. Ван Ши-до, улучив момент, нырнул в облака. Я остался с глазу на глаз с японцем. Его смелость меня удивила. Очевидно, это был один из японских асов. Но смелость самурая стала понятна, когда, оглянувшись назад, я увидел у себя на «хвосте» другой самолет, а сверху — третий. Тогда я «прижался» к самолету врага. Остальные японцы не могли стрелять в меня, опасаясь попасть в своего. Японец выпустил по мне несколько очередей из пулеметов. Он делал самые замысловатые фигуры, опрокидывался на спину и поливал меня свинцовым дождем, но я парировал удары японца и сам переходил в атаку.
Так кружились мы в смертельной схватке, все ниже и ниже спускаясь к водам Янцзы. Мой самолет уже находился в зоне досягаемости японских зенитных пулеметов. Нужно было выходить из боя, но выходить так, чтобы не попасть под огонь японских истребителей и зениток. Заняв выгодное положение, я сделал вид, что хочу таранить противника. Японец испуганно рванулся в сторону — вверх и, потеряв скорость, на мгновение завис в воздухе. Тогда, нажав на гашетку пулеметов, я прошил в упор японца свинцовой струей и, дав полный газ, вышел из боя. Японские истребители попытались преследовать меня, но моя прекрасная машина легко оставила самолеты противника позади.
Я уже подлетал к аэродрому, как вдруг остановился мотор. В баках не осталось ни одной капли бензина. Еще несколько минут боя, и мне не суждено было бы видеть своих товарищей.
Спланировав, я посадил машину на зеленый луг. Навстречу через аэродром, высоко подбрасывая шлем, бежал Ван Ши-до.
21 июня 1938 г. Это был горячий денек! И все же я доволен собой, доволен товарищами. Они вели себя, как настоящие герои. Очевидно, нужно уметь не только драться, но и отступать, — без паники, спокойно, уверенно.
Японские макаки подошли к самому городу. Командование решило не удерживать больше город. Он уже не имел того стратегического значения, как прежде. И все же жаль. Говорит, одна часть отказалась уходить с позиции. Я не одобряю солдат: это нарушение дисциплины, но я отлично понимаю их. Уходить без боя? Нет, более тяжелого чувства я еще не испытывал!
Запишу все по порядку. За день наша эскадрилья совершила семь вылетов и приняла четыре боя. Противник всячески старался помешать организованному отходу наших частей. Как нарочно, в последнем бою мой самолет «исклевали» так, что лететь на нем было нельзя. В течение дня за четыре боя он получил 37 пробоин и едва дотащился до аэродрома. Машине требовался серьезный ремонт. Но какая же может быть речь о ремонте, если утром город сдадут японцам?