Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1. - страница 5

Г.Н. Михайловский — не революционер, не поклонник беспредельного самодержавия, не сторонник демократии «любой ценой». Он действительно добропорядочный, совестливый российский интеллигент, умеющий и любящий работать во имя того, чтобы Россия стала и была свободной, сильной, благополучной и по возможности справедливой ко всем своим гражданам страной. Сегодня подобную позицию называют центристской, правой, консервативной и Бог весть как ещё. Определения эти у нас давно не в чести. Но разве в словах дело? Не стоит ли за ними пушкинское «я числюсь по России»?

Давно уже повелось, что вину за то, что такой Россия стать могла, но не стала, возлагают — и во многом справедливо — прежде всего на российскую интеллигенцию. Но всё-таки, кажется, менее всего в этом виновата та её большая часть, к которой принадлежали, к примеру, Левин, Астров, Живаго, Воротынцев или автор этих «Записок». И напротив, более всего виновата та её часть, которая готова была утопить страну в крови ради собственных выгод либо собственных представлений о её благе, будь то царские сановники, большевики или вожди «либерального направления», возглавившие после февраля 1917-го страну, но не умевшие и не хотевшие, как горько замечает в «Записках» Михайловский, даже наладить элементарное делопроизводство во Временном правительстве.

Эти «Записки» — поучительное чтение. Писавшиеся семьдесят лет назад, по горячим следам, они рассказывают о жизни, так странно и так страшно похожей на Россию конца 80-х — начала 90-х годов нашего века. Заставляя нас погрузиться в давно и необратимо случившееся, они тем не менее побуждают больше размышлять не о прошлом, а о настоящем. Может быть, оттого, что «Записки» Г.Н. Михайловского — это поразительно откровенная исповедь честного русского интеллигента, которому выпало жить в мучительное время великих и бесплодных потрясений.

Г.Н. Михайловский не был профессиональным литератором и не стремился им стать. Он был хорошим юристом и знающим своё дело чиновником. Но его «Записки», без всякого преувеличения, можно назвать художественным исследованием событий, характеров и нравов, самой атмосферы политической и общественной жизни России накануне и в дни её крушения. Композиция «Записок» напоминает искусно продуманную и составленную мозаичную панораму.

Бытовые подробности соседствуют с педантичным и порой весьма пространным изложением злободневных тогда «вопросов» (и здесь, кстати, настоящая россыпь неожиданных, тех самых, мало кому или вовсе никому сегодня неизвестных, исторических «изюминок», которые нередко лучше многостраничных исследований помогают понять, как, кем, почему так, а не иначе решались тогда важнейшие для России вопросы).

Рассказы о личных переживаниях и тревогах автора перемежаются с весьма обстоятельными и совсем не казёнными «родословными» политических карьер тех, кто вершил судьбы России, кто оказывал существенное воздействие на формирование её внутриполитического и международного курса.

Точные и профессионально безукоризненные отчёты о переговорах, заседаниях, дискуссиях «в верхах» правительства или российского МИД чередуются с описаниями споров тогдашних политиков, высокопоставленных чиновников или «просто» интеллигентных людей о судьбах России.

И буквально не счесть красочных, чётких, остроумных зарисовок с натуры, умело, уверенной рукой набросанных портретов случайных попутчиков, сослуживцев, литераторов, чиновников, политиков — хорошо известных и позабытых уже современников автора.

Однако же такое смешение жанров, тем, стилей отнюдь не приводит к хаосу. Всё единят, сопрягают, стягивают в цельную картину российской жизни тех лет трезвый и неравнодушный взгляд автора, его размышления и оценки, само его постоянное «присутствие» в «Записках». История предстаёт в них в живых лицах и характерах, в радостях и огорчениях повседневности наших не таких уж и далёких предшественников, в волновавших и забавлявших их фактах, анекдотах и слухах, в их надеждах, заблуждениях, иллюзиях.

В «Записках» Г.Н. Михайловского живые люди, живая жизнь, ещё живое, кажется, едва только успевшее остановиться время. Быть может, именно поэтому они чем-то напоминают ещё один возвращённый из небытия роман «из русской жизни», герой которого — российский интеллигент в предреволюцинные и революционные годы.