В то время, как я находился в Сен-Мало, принц де Монбарей устроил брак своей дочери с принцем де Нассау-Саарбрук и, чтобы сделать приятное нашему Нассау, захотел его устроить в авангарде дивизии де Рошамбо, причем выставил его кандидатуру раньше моей. Меня об этом предупредил один из наших офицеров. Этого я, конечно, не мог перенести, так как считался полковником уже с 1767 года, а Нассау только с 1770 года, и написал об этом принцу Монбарей и королю. Конечно, меня не тронули из авангарда и не отняли моего полка.
Де-Во, желая угодить министру и, несмотря ни на что, все же поручил командование авангардом де Нассау, захотел перевести меня в другое место. Тогда я прямо спросил его, имеет ли он причины быть недовольным моим полком или мною. Он ответил, что очень доволен моим полком; тогда оставалось, конечно, только предположить, что его неудовольствие вызвано исключительно мною лично, и мне ничего не оставалось, как снова подать в отставку; он испугался и тотчас вернул мне мое прежнее место.
Д'Орфильи так и не встретил нигде англичан, так что сражения больше не было, и в конце ноября мы опять вернулись в Париж. Я узнал, что за это время мадам де Коаньи очень сошлась с мадам Диллон, и я очень этому обрадовался, я часто встречался с ней у мадам де Геменэ, у которой каждый понедельник бывали спектакли, мадам де Коаньи относилась ко мне очень хорошо и разговаривала со мной всегда очень приветливо, я не смел отдавать себе отчет в чувствах, которые питал к ней, но тем не менее я наслаждался тем, что испытывал их. Как, я влюблен вдруг в эту молодую прелестную женщину, окруженную общим поклонением людей, гораздо более юных и блестящих, чем я? Как она могла любить меня? Меня, которому едва разрешили теперь служить хотя бы и в другой части света? — нет, мне нечего было надеяться на любовь, на взаимность. Я часто отказывал себе в удовольствии видеться с ней, слышать ее голос, смотреть на нее, и, кроме того, я не хотел огорчать мадам де Мартенвиль, которая сразу бы поняла, в чем дело.
Но тем не менее она уже начинала надоедать мне, ее отношения к мадам Диллон все более и более портились, она не хотела слушать моих советов, и нетрудно было предсказать, что они в скором времени поссорятся. Де-Сартин, конечно, не был в состоянии сдержать свои обещания и исполнить все то, что так торжественно обещал мне в присутствии де Верженна. Зимою решено было послать французский корпус в Америку и начальство над ним поручить де Рошамбо. Я навел справки и просил назначить меня в эту армию. Де-Морепа ответил, что это слишком далеко, что лучше назначит меня в экспедицию, которую предпримет в Англию или в Ирландию де Бугенвиль. Но Рошамбо нужна была легкая кавалерия, он просил, чтобы ему отдали меня с моими кавалеристами, ему сначала в этом отказали, потом выразили свое согласие, но вопрос этот был решен только в тот день, когда он представлялся в последний раз королю. Я был совершенно поражен, когда узнал об этом от него, так как еще накануне де Сартин уверял меня, что об этом не может быть и речи. Самолюбие мадам де Мартенвиль было оскорблено моим желанием уехать подальше, она просила меня сделать ей одолжение и остаться, я отказался, и мы чуть было не поссорились.
День моего отъезда в Брест приближался, я не шел к мадам де Коаньи, хотя мне страстно хотелось проститься с ней. Я встретил ее у мадам де Гонто, она обещала мне шутя приехать на другой день в Тюльери, чтобы там проститься со мной, и действительно приехала туда с графиней де Дюфор и несколькими мужчинами. Я убедился в тот день, насколько я люблю ее. Много раз я собирался сказать ей это, так как готовился навеки проститься с ней; мне казалось, что я ничем не рискую, открыв ей свою душу. Я совершенно был равнодушен к жизни, она снова могла мне вернуть радость и желание жить. Но я не посмел ей этого сказать. Бывает иногда, что наши сокровенные думы остаются не высказанными. Два дня спустя я поехал в Брест.
Войска были посажены на корабли в Бресте 12 апреля 1780 г. но, благодаря противному ветру и не совсем исправным транспортам, нам удалось выйти в море только 12 мая, причем пришлось оставить еще на берегу пехотную бригаду, треть артиллерии и треть моего полка. Де-Сартин и в этом отношении был жестоко обманут, так как по крайней мере половина транспортов была не готова, хотя его уверили, что они все уже готовы и только ждут войска. Я поехал на «Провидении», судне с 64 пушками, но под командою плохого моряка.