Наконец — последний визит Павлоновскому и Лифшицу, заезд в Наркоминдел для регистрации в Секретном отделе — и на вокзал с «женой» и «лакеем» Симсисом.
До Петербурга мы ехали в «дряни», т. е. я в старой шинели и стоптанных сапогах, а «жена» в поношенной мерлушковой шубе и летнем костюме цвета грязи.
Так было велено!
В Петербург прибыли утром.
И на трамвае нас доставил Симсис на квартиру коммуниста Вирккула, в дом финляндской казенной ж.д. на Симбирской улице. Штаб-квартира шпионов и курьеров западной секции! Вирккула до войны и большевизма был скромный «звонарь», торчавший на платформе станции Петроград и отбивавший уход поездам, а ныне кавалер «красного знамени труда»! Симсис занял у меня тысячу марок и ухал в тот же день обратно. Мне же надлежало явиться в финскую секцию компартии с письмом от Лифшица. Там приняли меня сухо и направили к Кингисеппу (расстрелян в Ревеле) в Мариинский дворец.
Высокий статный лидер эстонской компартии внимательно выслушал меня и сообщил, что он устроит все. Я должен ждать товарища Микко и сидеть дома.
Через день ко мне явились три молодых финна-проводника. Один прекрасно владел русским языком.
В присутствии Вирккула они сообщили мне, что меня и «жену» можно перебросить в Финляндию вполне легально. Это будет стоить двадцать тысяч финских марок. Паспорта с фотографическими карточками они купят и пограничную стражу поставят там «где надо». Я дал задаток в пять тысяч марок и две фотографии, свою и «жены». Парни ушли. Через несколько дней они вернулись из Райяиоки и представили мне 2 формальных документа, удостоверяющих, что я и «жена» жители припограничной деревни в Финляндии. План был ими разработан так: со станции Белоостров мы пойдем лесом на лыжах под охраной красноармейцев отряда пограничного пункта до реки. А так как река не замерзла, ее придется перейти вброд. Воды по колено. На стороне финской границы нас будут ожидать пограничники, которые проведут лазейками вдоль дороги в деревню. Им придется дать «на чай».
Остальное устроят уже проводники.
На этом и порешили. С вечерним поездом тронулись в путь. Билеты получили по распоряжению Вирккула. В Белоострове явились к коменданту — чекисту Соколову. Он отвел нам комнату и предложил ждать до полуночи. Финны играли в карты с красноармейцами. Свои люди — эти контрабандисты и перевозчики, жители пограничных деревень Финляндии.
Настала минута — жуткая и полная неизвестности. Нам подали сани, запряженные тощей лошаденкой, уселись мы — «шпионы», красноармейцы и финны. Ехали молча… Долго ехали лесом, потом выбрались на дорогу. В серебряных ризах стояли ели и сосны, высокое небо, как голубой бархат, раскинулось пологом. Мягко хрустел снег под полозьями и копытами лошадей.
Мелькнула какая-то деревня.
Сожженный храм или кирка — на косогоре.
Один красноармеец скинул с плеча винтовку и сошел с саней.
— Близко чухна, — прошептал он, — надо в осторожку идтить.
— Скоро на лыжи надо перейти, болото пойдет, — заметил рыжебородый возница в барашковой шапчонке на кудлатой голове.
Завернули снова в лес, густой, притаившийся и изрезанный узкой дорожкой.
— Сходить надоть… болото, — сказал возница и спрыгнул с саней.
Все сошли.
Финны вытащили из-под соломы лыжи, палки и мешки.
Одну пару дали мне, вторую — «жене».
Красноармейцы взяли свои — широколопастые.
— Счастливого пути, — сказал возница, снимая суконную рукавицу и протягивая мне руку.
— Спасибо, — выдавил я хрипло, и что-то острое впилось в сердце.
— И тебе, гражданка, — сказал он дрожавшей от холода «жене».
Подергал вожжами, свистнул и завернул в сторону… России.
Кое-как наладили лыжи.
Двинулись гуськом.
Финны впереди. Вынули револьверы, сняли предохранители и глубже напялили на глаза свои меховые белые шапки…
Шли долго — час, другой или прошли уже три часа — не знаю.
Лыжи тонули в мокром снегу, в обуви хлюпала вода, и безмерная усталость ломила спину.
Впереди черной лентой показалась Сестра-река. Был слышен гул ее нескованной льдом воды.
— Ну, теперь, товарищи, лыжи снять и «пешком», — тихо сказал один из красноармейцев, сухо щелкнув затвором винтовки.
