Я купил билет на ранний поезд. Когда Пол забрался к нам в постель, на моих часах еще не было пяти утра. Через час я заставил себя встать и перед тем, как тихо выскользнуть из спальни, помедлил в дверях, глядя на Софи и малыша в предрассветных сумерках, — свободно раскинувшиеся загадочные существа, рядом с которыми было и мое место. Бен, уже одетый, ел в кухне банан и что-то рисовал. Я сделал нам омлет. Узнав, что я еду в Бостон, он спросил, где это.
— Около двухсот миль отсюда, — сказал я.
— Это ближе, чем открытый космос?
— Примерно то же самое.
— Тогда лучше слетай на Луну. На ракете интереснее, чем на поезде.
— На обратном пути я так и сделаю. Из Бостона по пятницам регулярные рейсы на Луну. Надо будет зарезервировать местечко.
— Расскажешь потом, как там?
— Я постараюсь привезти тебе оттуда лунный камень.
— А Полу?
— Полу тоже.
— Нет, не надо.
— Это еще почему?
— Потому что он засунет камень в рот и задохнется.
— Тогда что тебе привезти?
— Слона.
— В космосе нет слонов.
— Но ты же не летишь в космос.
— Да, правда.
— А в Бостоне наверняка есть слоны.
— Пожалуй. Ты какого хочешь, розового или белого?
— Я хочу серого. Чтобы был большой и в складках.
— Ну, этих-то полно. Тебе его завернуть или привести на поводке?
— Ты должен на нем приехать верхом, с короной на голове, как император.
— И кто же подданные моей империи?
— Маленькие мальчики.
— А императрица у меня есть?
— Конечно. Мама будет императрицей. Давай ее разбудим — знаешь, как она обрадуется!
— Нет-нет, не надо ее будить. Пусть это будет для нее сюрприз.
— Точно! Все равно она не поверит, пока сама не увидит тебя на слоне и в короне.
— Знаешь, как бы ее не огорчить. А вдруг я не достану слона?
— Ну что ты, пап. Конечно, достанешь.
— Почему ты так уверен?
— Потому что ты император, а император может достать все.
До Провиденса за окном лил дождь, а ближе к Бостону запахло снегом. По приезде я купил зонт и последний отрезок пути проделал пешком. Под мутно-серым небом пустынные улицы Саут-Энда выглядели мрачновато. Навстречу мне попались двое подростков, старый пьянчужка да несколько бродячих собак. На площади Колумба выстроился в ряд десяток четырехэтажных домов, отделенных от улицы булыжной площадкой. Номер девять был из них самый захудшшй — обшарпанный фасад, полуразвалившееся крыльцо, подпираемое досками. Однако за этой обветшалостью угадывалось былое величие и даже своеобразное изящество прошлого века. Я уже представил себе просторные комнаты с высокими потолками, эркеры и лепнину, но увидеть это ; мне не было суждено, так как дальше передней меня не пустили.
На парадной двери обнаружилось ржавое полукольцо, и, когда я его покрутил, раздался этакий слабый сип умирающего. Немного подождав, я повторил сомнительный эксперимент. Ни ответа, ни привета. Я осторожно толкнул дверь — она оказалась незапертой. Секунду помедлив, я переступил через порог. Справа от большой прихожей я увидел лестницу с балюстрадой красного дерева, слева — двустворчатую дверь, которая, предполагаю, вела в гостиную, и перед собой — еще одну закрытую дверь, скорее всего в кухню. Постояв в нерешительности, я было решил подняться по лестнице, но в этот момент в двустворчатую дверь как будто тихо постучали и, кажется, даже что-то сказали. Я повернулся и замер, ожидая продолжения.
Тишина. И вдруг, шепотом, тот же голос:
— Здесь.
Я подошел к двустворчатой двери и приложил ухо к щели.
— Это ты, Феншо?
— Забудь это имя. — Голос зазвучал отчетливее. — Я запрещаю тебе произносить это имя.
Человек за дверью, можно сказать, вшептывал слова мне в ухо. Казалось, я слышу не только прерывистое дыхание, но и стук его сердца.
— Открой дверь, — сказал я. — Открой дверь и впусти меня.
— Не могу, — прозвучало в ответ. — Придется говорить так.
Теряя терпение, я стал дергать дверную ручку:
— Немедленно открой, или я сломаю дверь!
— Нет, — твердо сказал голос, и я окончательно уверился, что это Феншо. Я бы и хотел, чтобы на его месте оказался какой-нибудь самозванец, но не стоило себя обманывать. — У меня в руках пистолет, — продолжал он, — нацеленный в тебя. Если ты войдешь, я выстрелю.
