Заморосил дождь. Подняв воротник пальто, Рубцов неторопливо заговорил:
— «Первая перчатка»… Это, конечно, звучит. Только, Петь, тут надо все обмозговать, чтобы потом конфуза не было. — Он помедлил немного. — Первым делом тебе надо дыхание ставить. И потом: руки у тебя коротышки, а ты все в дальний бой норовишь. Соображать же надо!
— А, Павлыч, — отмахнулся Тюменцев, не любивший, когда ему напоминали о его недостатках, и поспешил закончить разговор шуткой: — Где там соображать, когда тебя по морде бьют.
Рубцов добродушно похлопал приятеля по спине и первым шагнул с тротуара, чтобы перейти улицу.
И тут с подоконника углового дома им под ноги спрыгнул большой черный кот.
— Тьфу, черт! — невольно выругался Арсений Павлович. — Давай-ка свернем… от греха.
Тюменцев удивленно пожал плечами и свернул вслед за Рубцовым в обход. Минутой позже он, однако, не удержался и заметил с улыбкой:
— Арсений Павлович, я однажды на рыбалке заметил: к твоему сачку кошка подкралась, принюхиваться стала, так ты потом всю рыбу в болотце вывалил. Примета у тебя, что ли?
— Я, брат, эту примету с фронта принес, — серьезно сказал Рубцов, первым опускаясь на скамейку у автобусной остановки. Тюменцев сел рядом. — Прижился как-то у нас во взводе кот. Черный был, тощий и хромой. Геббельсом звали. И заметили мы: от кого этот Геббельс перед боем шарахается — тому амба. Точно, сукин сын, предсказывал…
Рубцов замолк и, закуривая, чиркнул спичкой. Трепещущий огонек высветил его худощавое лицо, беспечное выражение которого вдруг сменилось удивлением. Словно увидел что-то неожиданное, необычное. Он даже привстал, подался вперед, напряженно всматриваясь в противоположную сторону улицы, ярко освещенную неоном витрин.
Тюменцев проследил за его взглядом, не обнаружил ничего достойного внимания и с подковыркой спросил:
— На кого это ты, Павлыч, стойку сделал?
— Минуточку, Петя! — глаза у Рубцова сузились, стали строгими, он неотрывно смотрел на подъезд углового дома.
Там, на мокрых ступенях, ведущих в парикмахерскую, у зеркальной витрины стоял приземистый плечистый человек в черном грубом плаще. Прикрыв ладонями пламя спички, он закуривал. Потом спустился с крылечка и, слегка переваливаясь, пошел наискосок через улицу.
Рубцов резко шлепнул Тюменцева по плечу:
— Подожди меня здесь! — И, обгоняя прохожих, ринулся за примеченным человеком.
Заинтересованный странным поведением приятеля, Тюменцев не выдержал — подхватил чемодан и направился следом.
Он нашел Арсения Павловича в «Гастрономе». Стоя в простенке, тот внимательно наблюдал за кем-то в очереди. Заметив Тюменцева, Рубцов поманил его к себе, кивнул на коренастого покупателя в черном плаще, взволнованно сказал:
— Или мне мерещится, или… Постой здесь, я его поближе разгляжу.
Рубцов смешался с толпой, но как только примеченный покупатель направился к выходу, тотчас вернулся за Тюменцевым и торопливо прошептал:
— Быстро, не то потеряем!
Все больше и больше недоумевая, Петр покорно двинулся за Рубцовым. На улице он было остановился, спросил:
— Чего хоть случилось-то?
— Потом! — оборвал его Арсений Павлович, увлекая в переулок, где, удаляясь, маячила широкая спина в черном плаще.
Но вот Рубцов замедлил шаг, чтобы закурить. И тут Тюменцев опять спросил:
— Да кто это?
— Если не ошибаюсь, это Алексей Михайленко…
— Что за человек? И на кой ляд он тебе сдался?
— Я его еще по Полесью помню, — пояснил Рубцов. — Он у немцев в лагерной охране служил.
— Да ну?
— Точно… Потом от нас его в Жатковичи перевели, в криминальную полицию. А последний раз я его в сорок третьем в оцеплении видел. Нас тогда под Ровно этапом гнали…
— Что же делать? — Тюменцев взглянул на часы.
— Бросать этого мерзавца нельзя, — сказал Рубцов. — Ты один поезжай.
— А может, наплевать на эти соревнования?
— Нет, не годится. Ты не бойся, управлюсь…
Тюменцеву было неловко оставлять приятеля одного, он еще несколько минут тащился за ним следом, пока не увидел свой автобус, который как раз подкатывал к остановке. Рубцов на прощанье помахал Петру рукой.
Дождь все моросил. Опускались промозглые сумерки, быстро темнело.
