– Да нету у меня ничего!
– Ужасно. Я с голодухи всегда… злюсь.
– Могу еще кофе сварить.
Полина кивнула – в чашке остался один глоток. Впрочем, их и было-то всего два.
– Работать будешь?
– Буду. Я сегодня полдня ездила и ничем больше не занималась.
– А у меня один макет вообще накрылся, представляешь?
– Как?!
– Черт его знает как. Нету, и все тут.
Полина поставила чашку на стол и оглянулась на дверь. Почему-то ей показалась, что там кто-то есть. Она так определенно это почувствовала, что даже шее стало холодно. Она повела плечом и опять оглянулась, будто откидывая волосы назад. Дверь была распахнута – у них в конторе все запирались только в крайних случаях. Когда приезжали клиенты, к примеру.
– Какой макет, Марат?
– Уралмашевский.
– Так его же Федя делает, а не ты!
– Ну, Федя, ясное дело. Он меня просил какие-то хвосты за ним подчистить, я стал смотреть, а макета нет.
Полина ничего не понимала.
– Марат, куда мог пропасть незаконченный макет из компьютера?!
Марат пожал плечами:
– Убить могли.
– Кто?! И кому он нужен?
– Да никому не нужен. Случайно.
– Марат, кто мог случайно убить чужой макет?! Марат опять пожал плечами и из крошечной колбы подлил ей кофе.
Шея уже не просто похолодела, под волосами словно лежал кусок льда. Полина потерла шею и стала выбираться из кресла.
Она должна посмотреть, есть там кто-то или нет. Наверное, нет. Даже, скорее всего, нет. Это глупые дамские страхи, потому что сегодня такой день. Ужасный.
– Короче, он просил вечером отправить ему переделанный макет, а у меня его нету. Троепольский приедет, шкуру с меня сдерет. Полька, ты куда?!
Она прыгнула и сразу оказалась в коридоре, застланном серым ковром с желтой каймой. Справа в отдалении шел Гриня Сизов с мобильником возле уха. Слева поблизости околачивалась Шарон Самойленко с телефонной трубкой в руке. В круглом кресле, где давеча маялся курьер, сидела молодая девица в стильной кожаной курточке, смотрела в сторону. Рядом на ковре валялся рюкзак.
– Вам что-то нужно? – с негромким презрением спросила Полина у Шарон. До исторического момента провозглашения себя “квалифицированным работником” Шарон нисколько не волновала Полину Светлову. Она относилась к секретарше с определенным сочувствием – в конце концов, та не виновата, что такая тупая уродилась, всякое может быть, и такое тоже. Теперь же Полина оказалась как будто в состоянии конфронтации, хотя это смешно – конфронтация с Шарон!
– Вот девушка, – неопределенно сказала Шарон и показала на сидящую в кресле телефонной трубкой.
Полина смотрела на нее сверху вниз и молчала, помешивала кофе в чашке примерно на уровне макушки бедной юной Шарон.
– Девушка вот, – повторила та чуть более нетерпеливо, очевидно, удивляясь, отчего Полина молчит и ничего не предпринимает. – Видите?
– Вижу, – согласилась Полина и опять ничего не предприняла.
За Полининым плечом Марат Байсаров негромко и обидно засмеялся. Девица быстро оглянулась. Марат перестал смеяться так неожиданно, словно ему заткнули рот.
– Девушка, вы к кому? – вежливо спросила Полина. От Шарон не было никакого толку.
– А… я к Федору Грекову. – Тут девица проворно поднялась из кресла и оказалась сказочной красавицей, как принцесса из американского мультфильма, – неправдоподобно длинные ноги, неправдоподобно белые зубы, неправдоподобно яркие глаза, неправдоподобно нежные щеки. Полине показалось, что Байсаров чуть не упал за ее спиной.
– Федора нет, – кисло ответила Полина Светлова. Трудно сохранять присутствие духа рядом с такими красавицами. Невозможно. И даже утешить себя нечем – разве что тем, что ты умнее. Впрочем, может, красавица тоже чрезвычайно умна.
– Но он сегодня будет? Полина и Марат переглянулись.
– Вряд ли, – мужественным голосом сообщил Марат. – Он… заболел. У него больничный.
– Как заболел? – изумилась девица.
– Грипп, наверное, – продолжал Марат, – но, если у вас какое-то дело, вы вполне можете переговорить с нами. Марат Байсаров и Полина Светлова. Вы с “Русского радио”?
Девица улыбнулась и стала еще раз в тридцать краше. А может, в сорок. Или в пятьдесят.
“Если ее увидит Троепольский, – подумала Полина мрачно, – все. Мы больше Троепольского не увидим никогда. Хорошо бы он не скоро приехал”.
