Набрав приличную скорость, машина долетела до бака и с глухим скрежетом врезалась в него, сминая металлическую конструкцию как бумажную коробку. Из образовавшихся разломов тотчас хлынула нефть, мощным потоком обрушилась на машину, соскочила, как живая, с кабины и хлынула на землю. Котиль, поднявшись, бросился в сторону от потока, который бурлил и приближался. Отбежав, он выхватил из кармана джинсов пистолет и хотел выстрелить, но вовремя остановился, сообразив, что нефть не загорится от пули; только горячие пороховые газы могут воспламенить ее. Движимый жаждой разрушения, он бросился обратно, приблизил оружие вплотную к одному из живых, трепетавших потоков, множеством которых нефть из огромного хранилища разливалась по округе, и выстрелил. В обойме оставалась всего одна пуля.
Огонек, подмигнув синим глазком, с нараставшим гудением быстро превратился в безудержное пламя, которое устремилось назад, к изуродованной цистерне. В короткое время огонь охватил хранилище и взметнулся ввысь, ревя, безумствуя и выбрасывая столб черного густого дыма, который поднимался до облаков. Из рукава пожарной машины по-прежнему шла пена, в направлении, противоположном пожару. Её слабая по сравнению с разыгравшейся стихией струя была словно насмешкой над человеческими возможностями.
Котиль отбежал от огня, сжимая в руке пистолет. Остановившись напротив соседней цистерны, несколько которых выстроились в аккуратный ряд, он хотел выстрелить, но патронов больше не было. Он знал это без всякой логики и подсчётов, но всё же нажал на курок, так, на всякий случай, и услышал ожидаемый щелчок. Широко размахнувшись, он с силой швырнул бесполезное оружие в сторону цистерны. Пистолет звякнул о нержавеющую сталь и отлетел, оставив лишь царапину.
Разглядев сквозь пелену дыма бегущие фигуры полицейских, Котиль быстро двинулся в противоположную сторону и остановился. На какое-то мгновение его охватила неуверенность, он не знал, что ему делать дальше. Он вспомнил, что ему кричал лейтенант, застреленный майором. Его не собираются убивать, его хотят любой ценой изловить и посадить в клетку для опытов. Ради него они отдают человеческие жизни, ради него не считаются ни с чем. Такое упорство, такой цинизм, стремление добиться своего любой ценой вызвали у него прилив недоумения и ужаса. Ему пришло в голову, что жизнь за тридцать пять лет ничему его не научила — разве когда-нибудь где-нибудь было иначе?
Он глубоко вдохнул задымленного воздуха и побежал в обход пылавшего хранилища. Огонь, не утихавший, а всё набиравший ярости, заслонял его от преследователей. Он подошёл к бушевавшей стихии настолько, что кожу лица и рук стало припекать, и он с удовольствием воспринимал это горячее дыхание стихии. Быстро обежав пожар по кругу, он увидел, что полицейские семенили в сторону его отступления, уже удаляясь от него. Один из них отстал, замыкая цепочку, и Котиль, не теряя времени, со всей возможной скоростью понёсся ему вслед.
В короткое время, бесшумно, как бесплотный демон, догнал он полицейского, который неуклюже пригибался и не ожидал нападения сзади. Сходу, толкнув в спину, он сбил его с ног. Соизмеряя силы, не намереваясь убивать, он прыгнул на него и пару раз ударил кулаком по голове. Оглушенный сержант, коротко вскрикнув, затих, благоразумно решив, что лучше не сопротивляться. Котиль вырвал из его ослабевших рук автомат и отбежал назад.
Майор обернулся на крик и, прищурившись, выстрелил, почти не целясь. Котиль припал к земле, развернулся удобнее, прицелился и дал очередь. Майор застонал, схватившись за ногу, упал на колено и завалился набок.
— Что ты творишь! — заорал один из полицейских, быстро припав к земле. — Сдохнуть хочешь? Сдавайся по-хорошему!
В ответ Котиль злобно рассмеялся и выдал короткую очередь поверх голов.
— Это вы сдохнете! Я вас всех перестреляю, поджарю в огне! Убирайтесь отсюда, тогда я не трону вас!
— Помогите мне! — слабым голосом вскричал майор, окровавленными руками зажимая рану на бедре. — Не стреляйте, пусть уходит, пусть проваливает отсюда!
Котиль снова рассмеялся, громко и торжествующе.
