Запах берёзовых почек - страница 2

Шрифт
Интервал
стр.
Будет всё в дороге этой:
горе, кровь и боль.
Но, как в песне недопетой,
озарится лунным светом
и возникнет рядом где-то
светлая любовь!

«Юные годы сверкнули пленительным сполохом…»

Юные годы сверкнули пленительным сполохом
и улетели, лишь память удачно тревожат…
Это по ним навсегда отзвенел старый колокол,
и ничего этих лет не бывает дороже!..
Мне бы на миг возвратиться успеть и опомниться —
пусть на отвесной скале, обдирая ладони!..
Не отклоняется грозная дикая конница,
я – только всадник, без права уйти от погони.

Последний воин на Руси

Я помню в детстве пол из глины,
галчонка в цинковом ведре…
Был день невероятно длинный,
как запечённый на костре…
Шли грозы с визгами и ливнем,
в стакан парного молока…
а я летал… летал без крыльев,
висели рядом облака…
…Увидел, как звезда упала,
она сверкала на песке…
внезапно что-то прошептала
на шелестящем языке.
И я запомнил и усвоил…
молил, чтобы хватило сил.
Отныне знал: я – древний воин,
последний воин на Руси.
А утром всё забыл. И снова
весь белый свет – для одного!..
И солнца луч играл подковой,
подковой счастья моего.

Вал воспоминаний

Под сенью древ
Ликейской рощи,
где Аристотель
пребывал,
ушедших след,
никто не ропщет.
Проснётся гул —
накатит вал…
Всё в прошлом:
Македонец жёсткий,
наживы плен,
мечты провал,
…вопят шуты,
трещат подмостки.
Проснётся гул —
накатит вал…

«Барс белоснежный с горящими гневом глазами…»

…Барс белоснежный с горящими гневом глазами,
близко охотник счастливый, на бубен похожий.
…Лёгкий кораблик безумия под парусами.
…Гордо поступок нелепый царапает кожу.
…Мчится по морю надежды порыв безмятежный,
воздух наполнен прохладой, лучами и солью.
Голос сирен раздаётся, пугающе нежный,
и отзывается в сердце пронзительной болью.
…Кто нам поведать старался жемчужную тайну,
приподнимал нам завесу над манной небесной?
Сыр предлагать в мышеловке, наверно, не станут —
клетки открыты, но там и без нас уже тесно.

Серебром в ночи…

Позови меня, гитара,
уведи в тайгу.
Мы споём с тобой на пару
там, на берегу
той реки, что с небом спорит
чистой синевой.
Где рубиновые зори
снежною весной!
Ты всегда мне помогала
трепетной струной,
доверял тебе немало,
лишь тебе одной.
Помнишь ночи в стройотряде,
песни у костра?…
Комариный хор в засаде,
танцы до утра…
Общежитий коридоры…
позовут на чай.
Переборы-разговоры,
парни, не скучай!..
Вновь щемящей песни сила,
золотая грусть…
и куда же уносила?…
Думать не берусь.
…Ты звени, моя гитара,
серебром в ночи!
До последнего удара!
…Только не молчи.

Осенью

Осенью будто невольно ты с жизнью прощаешься,
невод невидимый тянет неслышно зима.
Часто во сне неглубоком почти растворяешься
и, просыпаясь, уверен, что сходишь с ума.
Листья цветные похожи на блажь маскарадную,
время сжимается, неуловимо сквозит.
Не узнаёшь синеву, незнакомо-прохладную,
где-то, неведомо где, её странный транзит.
Бежевый цвет разбавляет убранство багряное,
все зачарованы хрупкостью тающих дней…
Ветра порывы пугают походкою пьяною,
и орхидеи надежды – бледней и бледней.
Запах полыни добавит ещё свежей горечи
к мыслям о вечном… Гори и не гасни, свеча!
И заплутавший, коснётся палящий луч солнечный,
трепету сердца добавит тоски сгоряча…

Не случайно

Тесно им со мною, свежим мыслям.
Улетают, не достать рукой,
лишь мечтами… по завидным высям.
Я – как осень золотистым листьям
раздаёт рябиновые кисти —
отдаю им собственный покой.
Звёзд мерцание тому виною.
Их далёкий неумолчный зов
слышу часто, но какой ценою:
по счетам – расплатой неземною.
Но дорогой солнечного зноя
полететь, наверное, готов.
Нам бы крылья – хочется поближе,
облаком клубимся взаперти.
Настоящее – всегда чуть выше:
выше смысла, голубей на крыше.
Может, это несколько возвышенно,
но возвысить кто нам запретил?
И в загадке этой нескончаемой
разобраться не хватает сил.
Странно я живу. Но не случайно —
если радость – радуюсь печально,
а грущу несносно и отчаянно,
словно… и не жил, и не любил.

«Он сидел и молчал…»

Он сидел и молчал.
Рядом пили и ели.
На зловещую тьму
падал красный закат.
В эту вещую ночь
спать уже не хотели
ни Иуда, ни Левий,
ни Понтий Пилат.
Стук тяжелых сапог —
подхватили, избили.
Непонятный допрос,
разговор ни о чем.
Осенило давно:
за него заплатили.
Да, те самые тридцать —
Читать дальше
стр.
Похожие книги
Времени.net. 1977 год
Возвращение Арахны
Другой мир. Том 2
Записки следователя. Привидение
Давай оставим грусть…
Здесь когда-то водились тигры
Томления по рыжей кошке
Река времени