Ниа очень хотелось присоединиться к девушкам и парням, игравшим на рожках и свирелях. Но он не посмел остановиться у плетеной клетушки, где сородичи богатого купца Цина вываривали тигриный жир и ловко и споро увязывали в тюки вымененные товары. Любо было глядеть на такую работу: едва заполучишь вещь, глядь — а она уже в тюке.
Но Ниа смотрел не на них. Он глаз не мог оторвать от ярмарочного веселья. Свирель свою он давно уже достал из-за пазухи и держал в руке. А у маленькой Ми в глазах рябило от чудесных ярко-красных нитей в пальцах толстого белолицего человека с золотыми зубами. В нос бил крепкий дух мясного отвара — неподалеку вокруг котла суетились люди, они подкладывали хворост, добавляли в котел соль, черпали и пробовали кипящее варево. На такую еду даже глядеть было сладко. А какова же она на вкус?..
Нет, издалека ничего толком не разберешь. Ярмарка зачаровала детей, и они осмелели. Тхао Ниа и думать забыл, что они — «отродье Зианг Шуа, одержимой злым бесом», что они — беглецы, укрывшиеся в лесной чаще. Он видел перед собой людей, таких же, как он сам, и… потихоньку подошел с сестрой к ним поближе.
И тут их заметили. Оборванных, грязных, странных на вид. Заметили и заметались, вопя во все горло:
— Лесные бесы!
— Бесы!
— Нечистая сила!
Вся ярмарка загудела, словно на торговые ряды напали бандиты и воры.
Поначалу Ниа удивился. В чем дело? Ведь они пришли на ярмарку, как все люди. Почему же народ так напугался? Разве пристало взрослым бояться детей?
Но крики становились все громче, все яростней, люди уже надвигались на них, размахивая ножами, грозя убить — точь-в-точь как предсказывала мать.
Ниа схватил сестренку за руку и поволок прочь. Она сердито вырвалась — ей нравилось на ярмарке, озлобленной брани и угроз она не понимала и потому никого не боялась. Ниа прошептал ей на ухо:
— Мама ведь говорила… Они убьют нас!
Вот тогда Ми все вспомнила, и они пустились наутек обратно в горы.
— Держи их! Держи!
— Злые бесы изведут нас! Всех до единого!
— Смерть идет!
— Лови их!
— Бей!
Старики, хватившие водки, орали громче всех. Вопили и курильщики опиума, хотя не могли сдвинуться с места и только хлопали глазами. Кое-как поднявшись на ноги, пьяницы невнятно мычали, тупо топчась на месте.
Вскоре, однако, все успокоилось. Пьяницы вернулись к своей выпивке, и вновь заходили чарки в лад нескончаемым россказням о сватовствах и свадьбах, о купле-продаже, о долгах и ссудах; собеседники думали и гадали, кто завтра вынесет соль на продажу и где лучше присмотреть лемехи к плугам; завязывались беседы — где уважительные и душевные, а где злобные и гневные, пересыпаемые угрозами. А люди, склонные к раздумчивости, пили молча, подперши щеку рукой. Жизнь ярмарки вернулась в свою колею.
У соляной лавки толчея началась пуще прежнего. Один из прислужников Цина, продававший соль, громко сетовал на усталость и грозился закрыть торговлю. Само собой, это был просто-напросто способ набить цену. Но люди теперь изо всех сил старались пробиться к прилавку: не успеешь купить соль у купца, завтра худо придется — иди тогда к начальнику, кланяйся низко да еще и опиума поднеси, иначе он и щепотки не продаст. Все орали и бранились, хрипели и, стиснутые со всех сторон, едва дышали, люди оступались и падали друг на друга, но никто не желал посторониться. Каждый — сам за себя — толкался и лез вперед, рискуя сломать себе шею.
Только один-единственный парень, самый азартный, наверное, остался возле раскрасневшихся девушек и неутомимо отплясывал с кхеном в руках. Девушки, сбившись в кучку, передавали друг другу чашку с водкой и отпивали по глотку, но, когда подошла очередь плясуна и чашку протянули ему, он вдруг остановился, схватился за свою пустую бамбуковую флягу для соли и со всех ног пустился бежать к соляной лавке, там он мигом смешался с толпой и пропал из виду.
Где уж тут было гоняться за «бесовским отродьем Зианг Шуа»!
Убежав с ярмарочной площади, Тхао Ниа и Ми скатились в ущелье и оказались между домом начальника и крепостью. Стены укрепления щетинились каменными зубцами, за ними маячили часовые с грозными ружьями. Огромные каменные глыбы нависали над ущельем, казалось готовые вот-вот обрушиться на детей. А напротив крепости высился дом начальника, величественный, как гора. По дороге к нему взад и вперед сновали вереницы людей — таскали воду из родника. Поднявшись по склону, водоносы разделялись на две цепочки: одни наполняли крепостной водоем, другие — пруд с рыбками во дворе у начальника.
