Ми давно уж сидела у обрыва вместе с подружками.
Она грустила. А девушки, словно и не замечая этого, шутили и смеялись, прикидывая, какие им предстоят покупки: сколько нужно взять ткани и катушек с нитками, не забыть бы новое зеркальце, и самописку «Чыонгшон», и ручной фонарик…
Конечно, у каждой были свои сокровенные тайны, да только об этом не дано знать никому.
— Ну а нашей Ми ничегошеньки не надо, — сказала Кхуа Ли, — приехал бы только товарищ Нгиа!
— Ты-то сама, кого поджидаешь? — тотчас спросила ее соседка.
И подружки весело зашептались. Звонкий задорный смех их понесся над скалами, обгоняя идущих вереницей коней, на спинах которых колыхались вьюки с красным сатином, синей тканью намдиньской выделки и зеленым полотном; коробы с черными и красными зонтами и резиновыми сандалиями, корзины с тарелками, чашками и ложками.
Подъехав к магазину, всадники соскочили наземь — сперва погонщики, молодые парни из племени тхай, потом счетовод Управления торговли, кинь по происхождению, он приехал из города на ревизию. Нгиа среди них не было.
Из-за скалы, заслонявшей дорогу, вдруг появился Тхао Кхай, он изо всех сил погонял трусившую впереди вьючную лошадь.
— Эй, Кхуа Ли! Наконец-то! — закричали девушки.
— Кхуа Ли, гляди-ка, скорее!..
Но ее нигде не было видно. Она приметила Кхая еще внизу, в ущелье — раньше всех. И, успокоясь, спряталась в толпе.
— ДДТ!.. Есть ДДТ!.. — кричал Кхай, указывая на большой мешок из сыти, возвышавшийся на спине первой лошади.
Народ зашумел.
— Вот это да!
— Теперь нам порошка хватит!
— Здорово!
…А ведь когда в первый раз начали опрыскивать дома ДДТ, люди возмутились и сломали распылитель. Правда, скоро они убедились: всюду, куда попало хоть немного порошку, клещей и мух — как не бывало. И теперь многие сами приглашают сандружину опрыскивать белым порошком не только стены и пол, но даже алтарь предков. А три буквы — «ДДТ», поначалу чуждые и непонятные, — стали уже привычными…
Увидав председателя Тоа, Кхай сказал:
— Окружном согласен выделить средства на расширение нашей больницы до двадцати коек. Вы довольны, председатель?
— Председатель, говоришь? — переспросил кто-то.
— Да зови его просто тестем! — посоветовал другой.
Все расхохотались.
Едва лишь Ми подошла к брату, Кхай, не дав ей и рта раскрыть, объявил во всеуслышанье:
— Нгиа еще не вернулся из отпуска!
— Да уж он небось дома доброе винцо попивает, — засмеялся кто-то, — никак не оторвется!
Насмешки и шутки вконец смутили Ми. На глаза у нее навернулись слезы. Благо никто этого не заметил, всем было не до нее: сгружали новогодние товары!
— Бумага пришла, — сказал Кхай сестре, — тебя направляют в медицинское училище.
— Неужели правда? — переспросила Ми.
И непонятно было, радуется ли она предстоящей поездке или волнуется, почему Нгиа еще не вернулся с равнины.
Так уж бывает испокон веку: едва стемнеет, расправляют крылья ночные птицы и разлетаются, самец и самка — в разные стороны. Всю ночь окликают они друг дружку в лесных чащах, и лишь на рассвете стихают их голоса.
Мео имеют обыкновение угадывать по птичьим голосам свою судьбу.
Ранним утром, когда невестка ставит на очаг глиняный котелок с отверстиями в донце варить кукурузу на пару, слышно, как под крышей у двери тихонько шепчутся птицы. Это чета ласточек хлопочет в своем гнезде; словно приплясывая, они выставляют наружу то голову, то хвост, приминая торчащие соломинки. Пение ласточек, не говоря уж о гнездах, что лепят они под стрехой, — доброе предзнаменованье для дома. И каждый, кто слышит поутру их голоса, проникается радостью и надеждой.
Меж гроздьев ярко-красных цветов протяжными голосами распевают черные дрозды — всего три или четыре малые птицы, а криком своим переполошили всю округу. Черные дрозды вечно пререкаются и громко судачат — точь-в-точь женщины на ярмарке. И лишь изредка можно услышать голоса небольших черно-белых птиц титьтьое, трели соловья или прозрачную песенку певчих дроздов.
Птичий гомон звенит не умолкая.
Но едва яркий солнечный свет разливается по небу, наступает тишина. Прилетают откуда-то стаей удоды, пунцовые с яркими высокими гребнями, они, точно факелы, рассекают пелену редеющего тумана.
