Еще даже до того, как анонимный (а потому типично правый) террор бросил яркий отсвет социальной напряженности в Соединенных Штатах на транслируемые по телевидению олимпийские игры в Атланте, их организаторы сделали абсолютно очевидной несостоятельность всякого упоминания о международной сплоченности. Для начала они бесстыдно низвели 85 000 гостей, явившихся на торжественную церемонию открытия за 636 долларов каждый, до уровня статистов в потоке возбуждающих образов. Люди были вынуждены купить разноцветные шарфы, факелы и щиты и по команде размахивать ими перед камерой. Вскоре гвоздем вечера стало слово «мечта», которым американские пропагандисты любят заклинать даже больше, чем своей концепцией свободы. Атланта – это «веха мечты», гласило безвкусно роскошное табло стадиона. «Власть мечты» – пела Селин Дион. На табло в течение нескольких минут светилась строка из стихотворения Эдгара Аллана По: «Мечтам себя вверяй таким, на кои смертные отважиться не в силах были прежде!». И наконец, по рядам, как эхо, пронеслись исторические слова Мартина Лютера Кинга: «У меня есть мечта!»[29].
О каких же мечтах идет речь? О том ли, что через тридцать лет после убийства этого черного защитника гражданских прав почти исключительно белокожие американцы из пригородов на прекрасном новом овальном стадионе в его /44/ родном городе ощущают самодовольный трепет, когда его дрожащий, плохо записанный голос воспроизводится на тщательно подготовленной кассете? И отваживался ли Мартин Лютер Кинг мечтать о том, что почти исключительно чернокожие бездомные Атланты будут в полном составе вывезены на автобусах подальше от центра города на время олимпийских игр для того, чтобы образы американской действительности, не дай Бог, не попали в объективы телекамер съемочных бригад со всего мира?
Во всяком случае, в этом крупном городе американского Юга, вычищенные трущобы и давящие громады небоскребов которого вызывают то же ощущение пира во время чумы, что и вознесшаяся к небесам столица Малайзии Куала-Лумпур, слова «черный» и «бедный» остались синонимами. Есть своего рода самозащитный цинизм в том, что искушенный в вопросах социологии телепродюсер Барбара Пайл, одна из ключевых фигур в транснациональной вещательной корпорации Теда Тэрнера, комментируя формирующие новые стандарты игры 1996 года, сказала: «Прежде между высотными зданиями CNN и Coca-Cola находилось несколько бедных черных кварталов с дешевым жильем. Их сравняли с землей, чтобы построить на их месте Парк олимпийских игр столетия так называемой “Глобальной олимпийской деревни AT&T”, и в будущем служащие этих двух корпораций смогут спокойно прогуливаться между головными офисами друг друга»[30].
Хотя в настоящее время преобладающее влияние на планете имеют высокотехнологичные и замкнутые на себя городские конгломераты вроде Атланты, они все больше приобретают характер изолированных островков. Мировой архипелаг богатства, возможно, и состоит из цветущих анклавов, но в том, что до сих пор было «развивающимися странами», куала-лумпуры – не более чем цитадели глобальной экономики. Тем временем мир большей частью мутирует в люмпен-планету, львиная доля богатства которой сосредоточена в мегаполисах с мегатрущобами, где миллиарды человек влачат жалкое существование. Каждую неделю число людей, живущих в городах, увеличивается примерно на миллион [31]. /45/
В то же время «наше конфузливое безразличие сменилось безразличием самодовольным, – предостерегал Франсуа Миттеран в марте 1995 года. – Заинтересованность в помощи развивающимся странам полностью улетучилась. Такое впечатление, что каждая страна присматривает только за своим задним двором»[32].
Всего лишь 358 миллиардеров владеют таким же богатством, как и 2,5 миллиарда человек, вместе взятые, почти половина населения Земли[33]. Затраты индустриальных стран на «третий мир» неуклонно снижаются: так, Германия в 1994 году истратила на них 0,34 процента своего бюджета, а в 1995 – уже 0,31 процента[34]. Тот факт, что частные инвестиции из богатых стран недавно превысили официальную помощь развивающимся странам, не вызывает сомнения, однако, действительно, от этого выиграли лишь несколько регионов. Ожидаемый доход инвесторов на вложенный капитал зачастую «из-за риска» достигает 30 процентов годовых, что наглядно подтверждается на примере строительства водопроводов в Индии и Индонезии[35]. Вопреки неоднократным утверждениям правительств Севера о значительном сокращении суммарной задолженности развивающихся стран, она неизменно увеличивается и в одном только 1996 году выросла на 1,94 миллиарда долларов, почти вдвое превысив прирост десятилетней давности[36].