– Извольте, коллега Суно, готово. Когда стенку починят, просто приложите их на место, и дальше все произойдет само собой, никаких следов не останется.
Орвехт рассыпался в благодарностях: Тейзург ценил умные и незатасканные комплименты. Когда с ним завели речь об оплате за реставрацию, он отмахнулся – право же, пустяки, я окажу вам эту мелкую услугу из уважения к искусству, – но он был весьма взыскателен к манерам собеседника.
Тот несчастный невежа, которого он оделил павлиньим хвостом, не единственная жертва. В лечебнице Светлейшей Ложи маялось с полдюжины пострадавших от Тейзурга – их там держали не столько из человеколюбивых соображений, сколько из ученого интереса. Услышав об этом, виновник небрежно бросил: «Что ж, попробуйте расколдовать, может, и преуспеете».
По его словам, у энбоно, живущих в лярнийской стране Могндоэфре, куртуазность и утонченность обхождения достигают такого совершенства, какое людям и не снилось, и он питает романтическую слабость ко всему, что напоминает ему о прошлой жизни. Хотя однажды не без удовольствия обронил, что слыл среди Живущих-в-Прохладе – так зовется тамошняя аристократия – несносным ядовитым насмешником, почему и нажил целый сонм врагов, которые обрадовались случаю от него избавиться.
Поднявшись, чтобы проводить гостя до выхода на улицу, Орвехт размышлял, приглашать его к себе домой или нет. С одной стороны, заманчиво, тот ценит Суно, как слушателя, и охотно расскажет еще что-нибудь интересное – но они же с Зинтой вдрызг разругались. Неровен час, опять сцепятся.
Лекарке он вреда не причинит: когда Эдмар попал в Сонхи, она спасла его, исцелила и выходила, вдобавок она избранная служительница Тавше – в отличие от балбеса Дирвена расчетливый древний маг избегал гневить богов. Но если они встретятся, скандала не оберешься.
Скандалов Орвехт не любил, поэтому зазывать Тейзурга к себе в гости не стал.
Змейка умывалась над тазом, а Плясунья снимала перед зеркалом бумажные папильотки и расправляла туго закрученные шоколадно-каштановые локоны, когда в коридоре послышались торопливые шаги вразнобой. Словно в этот ранний час, не дожидаясь, когда большинство постояльцев проснется, в гостиницу ворвалась целая толпа решительно настроенных визитеров.
Шпионки Светлейшей Ложи насторожились и переглянулись: уж не имеет ли эта суета какого-то отношения к ним?
В следующий момент выяснилось, что имеет: с первого раза дверь содрогнулась от удара, со второго – хрустнула и соскочила с петель. Номер, еще секунду назад сонный и уютный, с незаправленными постелями, синей росписью на белых изразцах, крахмальными салфетками и кисейными занавесками, наполнился раскрасневшимися от холода и недоброго азарта людьми.
Двое полицейских. Двое гвардейцев-амулетчиков. Три женщины в клетчатых жакетах и вязаных капорах, отсыревших от мокрого снега, – те самые, что подходили вчера к Нинодии и Хеледике на веранде ресторации «На набережной».
Позади этой небольшой толпы маячила коридорная горничная, умеренно испуганная: пахло неприятностями, но грозили они не заведению, а постоялицам-иностранкам.
– Надзор за Детским Счастьем! – громко объявила одна из женщин.
Прозвучало это злорадно и грозно, как «Смерть врагам!».
Хеледика в замешательстве замерла над тазом, как будто окаменев. Если они с Нинодией допустили какую-то ошибку и спалились, если овдейская контрразведка их переиграла, надо прорываться в порт. Капитан торговой шакунды «Пьяная стрекоза» работает на Ложу, и коли понадобится удирать на всех парусах, как от самого Морского Хозяина с его лихими дочками, – он не подведет. Но если проблема не имеет отношения к их шпионской миссии, Хеледика должна оставаться Талинсой Булонг, не проявляя своей истинной сути.
Змейка была разумной и дисциплинированной девочкой, Шеро Крелдон в ней не обманулся. Внутри у нее что-то сжалось, вцепившиеся в край таза пальцы побелели, но одновременно с этим она оценивающе глядела на ворвавшихся, пытаясь определить, что их сюда привело.
Во-первых, пара амулетчиков против песчаной ведьмы – это несерьезно, а магов с ними нет, если только те не остались в коридоре. Но судя по поведению горничной, которая уже осмелела, привстает на цыпочки и вытягивает шею, никого там, вне поля зрения, нет.
