Когда объявили антракт, Линвуд с Найтом покинули дам под предлогом того, чтобы принести им прохладительные напитки.
— Ты читал вчерашний «Мессенджер»?
— Разумеется. — Найт поджал губы. — На Боу-стрит пронюхали, что Ротерхем вовсе не совершал самоубийства.
Семена слуха о самоубийстве были посеяны газетой Линвуда.
— Убийство или самоубийство, этому пора положить конец, — заявил Найт.
Линвуд покачал головой:
— Появятся вопросы и стремление раскопать что-то в прошлом. Боюсь, во время расследования может всплыть то, что должно оставаться скрытым.
— Этот ублюдок даже из могилы не перестает доставлять нам неприятности.
— Возможно, вам лучше уехать из города. Отвези Мэриэнн на зиму в деревню.
— Принимая во внимание происходящее, нам будет лучше здесь. Если правда выплывет наружу…
При этих словах лицо Линвуда будто окаменело.
— Не выплывет. Я прослежу за этим.
Мужчины обменялись взглядами. Они не жаловали друг друга, но были вынуждены действовать заодно.
— Ты меня ни о чем не спрашивал, — сказал Найт.
— И ты меня тоже, — отозвался Линвуд. — Будет лучше, если мы оставим все как есть. Ради блага Мэриэнн.
Найт угрюмо кивнул.
* * *
На следующий вечер после похода Линвуда с семьей в театр Венеция появилась на балу у Фоллингхема. Она выискивала Линвуда в толпе гостей и не заметила приближения Хоувика.
— Венеция, — произнес он низким собственническим голосом, от которого у нее тут же упало сердце.
— Ваша светлость.
Она присела перед ним в реверансе, взгляд Хоувика немедленно скользнул по ее груди.
— Ах, ну к чему эти формальности между нами.
— Они необходимы, я не хочу оскорбить вас, — ответила она.
— Как будто тебе удастся это сделать. — Он изогнул бровь. — Разве мы не друзья?
— В той мере, в какой вообще возможна дружба между мужчиной и женщиной.
Он рассмеялся. Венеция улыбнулась в ответ тщательно отрепетированной улыбкой, содержащей легкий намек на кокетство.
— Тебе нравится бал?
— Да. Роскошный прием, ваша светлость.
— Меня зовут Энтони. Я бы хотел, чтобы ты называла меня по имени.
Она снова улыбнулась, будто соглашаясь, но не сделала того, о чем он просил.
— Лорд Фоллингхем сильно потратился.
— Этот бал не шел бы ни в какое сравнение с тем, какой дал бы я в твою честь.
— Мы уже говорили об этом.
— Исполни же мой маленький каприз, — прошептал Хоувик.
Улыбнувшись, она посмотрела ему в глаза:
— Вы же знаете, что я потакаю лишь собственным капризам.
— А ты жестокая женщина, Венеция.
— Зато откровенная.
Он рассмеялся:
— Возьми меня под руку, давай пройдемся по залу.
Несмотря на антипатию к заносчивому Хоувику, Венеция взяла его под руку, позволив пройтись по бальному залу. Она была полностью уверена в том, что держит ситуацию под контролем, но, когда они проходили мимо небольшой комнаты, в которой Фоллингхем выставлял свою коллекцию предметов античности, Хоувик сделал быстрое неожиданное движение и увлек ее туда, прежде чем она успела понять, что происходит.
— Ваша светлость! Я возражаю.
Всю свою жизнь Венеция всячески избегала подобных ситуаций, зная, что уединяться с мужчиной в укромном уголке далеко не так безопасно, как заигрывать с ним посреди многолюдного бального зала.
Хоувик был одет более изысканно, чем все прочие гости. Богат, титулован и хорош собой — воплощение мечты женщины ее общественного положения. Но Венеция не хотела становиться ничьей любовницей. Скорее ад покроется коркой льда, чем она окажется в унизительном положении, продаст себя какому-нибудь богачу, который будет распоряжаться ее телом по своему усмотрению, а пресытившись, выбросит прочь, как мусор. В памяти снова всплыли детские воспоминания, подлившие масла в огонь решимости и отвращения.
— Давно пришло время нам с тобой переговорить с глазу на глаз, Венеция. — Хоувик впился в нее чистыми голубыми глазами. — Хватит с меня писем, записок и обсуждения дел на глазах у всех.
От льющегося в окна лунного света находящиеся в галерее мраморные статуи казались живыми.
— Вы можете оставаться здесь и размышлять, сколько душе угодно. Прошу извинить, я приглашена на танец.
Венеция развернулась, намереваясь уйти, но герцог схватил ее за запястье и притянул к себе:
