— Взяли, взяли, — заверяет Азамат. — Пойдём, всех сама увидишь. Тебе не жарко в диле-то, ма? Лето на дворе, даже у вас на севере не те погоды, чтобы так кутаться.
— А у меня ничего нарядней нет, — разводит руками матушка. — Да нормально, потреплю, жара не холод.
— Для кого наряжаться-то? — не отстаёт Азамат. — Тут нет никого, только мы, кошки и зверьё в лесу.
— Ну так что ж я, к Императору домой в чём попало пойду? — возмущается матушка. — Сам-то в шелках!
Азамат качает головой.
— Ладно, я потрясён красотой твоего наряда. Сейчас придём, переоденешься.
— Вот правильно, я тебе всегда говорила: начинай с комплиментов.
Мы с Бойонботом ржём в кулаки, он при этом ярко-розовый.
Ребёнок у нас проветривается на террасе по другую сторону дома, так что Азамат сначала проводит матушку с обзорной экскурсией по дому, неприкрыто хвастаясь, какое у него тут техническое и эстетическое совершенство. Похоже, матушка — единственный человек, с которым он не скромничает. Она, в свою очередь, так ахает и восторгается, что забывает, зачем приехала. Я решаю, что не надо им мешать и загоняю Бойонбота на кухню.
— Как твоё зрение? — спрашиваю.
— Ой, — он опять розовеет. — Вы ещё помните... Вообще всё это время хорошо было, но в последние несколько дней стало похуже. Не знаю, может, я слишком много в экран смотрю...
— Да нет, просто уже срок истёк у линз. Надо или менять или оперировать. Ты на Гарнет не собираешься в ближайшее время?
— Собираюсь, а как же! Я ведь вместе с Алтонгирелом прилетел, мы опять на одном корабле работаем. А завтра улетим снова.
— Тогда давай я тебе направление напишу и контакты клиники дам, а ты там возьми отпуск и подлечись. А то если сейчас новые линзы приклеить, ещё полгода ждать придётся, пока растворятся.
Пока я вожусь с распечатыванием, Бойонбот глазеет по сторонам, щурясь, чтобы рассмотреть всякие красивости Азаматовой работы.
— Ой, что это? — внезапно дёргается он.
— Где?
— Как будто зверёк какой-то промелькнул, вон там, под столом.
— У меня три кошки.
— Рыжих?
— Нет, чёрных...
Я заглядываю за стол, но ничего там не нахожу. Ползать на четвереньках под мебелью я пока не готова.
— Ладно, — отмахиваюсь. — Как забежало, так и выбежит.
Отдаю ему бумажки и двигаюсь на террасу.
— Чего-то вы долго гостей встречаете, — Тирбиш скучает на перилах по соседству с кроваткой, в которой детёныш спит без задних ног.
— Азамат повёл матушку дом показывать, а он большой, — говорю. — Ты тут никаких зверей не впускал?
— Не-ет, — удивляется Тирбиш. — А что, завелись?
— Да вон Бойонботу кто-то под столом примерещился.
Бойонбот сконфуженно пятится и натыкается на дверь, которую как раз открывает Азамат с той стороны.
— Ну вот, ма, — тоном экскурсовода говорит он, — а тут у нас терраса, все тут и собрались.
— Ой красота-а... — вздыхает матушка, окидывая взглядом наш шикарный вид на Дол. — Вот это дворец, я понимаю... Ой, Лиза, а какой у тебя там гобелен висит! Вроде и сделан просто, а такой выразительный! И не побоялась самого Ирлик-хона выткать.
Я хихикаю.
— Так это я за успех кампании старалась... Мне сказали, надо Ирлика делать. Я, правда, до победы только половину соткала, остальное потом, времени-то не было совсем.
— Небось первый твой гобелен? — матушка качает головой.
— Второй, первый с рыбками в детской висит.
— Ой, я и не заметила, у вас эта детская так завалена барахлом...
— Ты на малыша-то посмотреть не хочешь? — перебивает её Азамат. Видимо боится, что сейчас нам станут читать нотации.
— Хочу, хочу! А где?
Азамат мягко подталкивает матушку к кроватке, а дальше всё тонет в возгласах восхищения, таких сладких, что мне хочется принять инсулина. М-да, бабушка из неё вышла качественная. Бойонбот и Тирбиш сходят с террасы в сторонку, чтобы не вмешиваться в наши семейные дела.
