– Так и меня змея съела? – спросила Хену, совсем ободрившаяся. – Кто ж меня ей отдал?
– Точно такая же, как ты, чистая девочка, – лукаво улыбнулся жрец. – А теперь подойди к этой свече, что пониже.
Хену подошла. Свеча, толстая, как ствол молоденькой пальмы, горела выше головы Хену.
– Можешь ее задуть? – спросил Ири, положив руку на плечо девочки.
– Могу, – отвечала последняя.
– Так да погаснет свеча жизни тех, чьи имена мы носим в сердце, – торжественно сказал верховный жрец. – Дуй же, дуй сильней.
У Хену были сильные, молодые легкие. Она собралась с духом, дунула, и массивное пламя свечи моментально погасло; одна светильня зачадила.
– Да свершится воля божества! – торжественно проговорил жрец. – Как чадит эта светильня, так пусть чадит постыдная память тех, чьи имена мы носим в сердце. Сын мой, подай священный серп, – обратился он к младшему жрецу.
Тот взял с жертвенника золотой серп и подал Ири. Святой отец, взяв серп, отпилил верхнюю часть загашенной свечи, длиной вершка в три, и подал Пенхи.
– Возьми этот священный воск, – сказал он, – и сделай из него то, что повелено тебе свыше: Пта, Сохет, Монту, Озириса, Горуса и Аписа. Ты слышал повеление божества?
– Слышал, святой отец, – отвечал Пенхи.
– Ты их изображения знаешь?
– Знаю, святой отец.
– Хорошо. А из простого воска сделай изображения тех, чьи имена мы носим в сердце.
– Будет все исполнено, святой отец.
– Помни, что она, – жрец указал на Хену, – должна во всем помогать тебе: пусть она месит воск своими руками, согревает его своим дыханием, но только не тот, не простой воск, а этот, священный. И делай так, чтобы Амон-Ра не видел твоей работы, чтобы солнечный луч не достигал туда, где ты будешь формовать фигуры, и чтобы, кроме Хену, никто этого не видел, – запомни: никто! Это величайшая тайна божества.
Ири взял потом Хену за руку и подвел к южным дверям святилища, где в большой глиняной кадке она увидела лотос с распустившимся цветком.
– Сорви этот цветок священного лотоса и укрась им свою голову.
Девочка не заставила долго ждать: она искусно отделила цветок от стебля и ловкими пальчиками, на что девочки большие мастерицы, вдела пышный цветок в свои черные густые волосы.
– Идет мне? – весело спросила она.
– Очень идет, – улыбнулся старый жрец.
Молодой месяц давно зашел за темные вершины Ливийского хребта, когда Пенхи и Хену вышли из ворот храма Сохет. На небе высыпали мириады звезд, яркость и красота которых особенно поразительны в тропических странах.
В воздухе веяло прохладой. Во мраке ночи огромные колонны храмов и аллеи сфинксов казались чем-то фантастическим. Редко кто попадался на опустевших улицах и площадях сонного города.
Проходя мимо колоссальных статуй Аменхотепа, Хену боязливо жалась к деду.
– Они, кажется, дышат, – шепотом проговорила девочка.
– Я не слышу, дитя, – отвечал Пенхи.
– А как же, дедушка, говорят, что утром, при восходе солнца, они тихо плачут.
– Да, я сам слышал, – подтвердил старик.
– О чем же плачут они?
– Кто это может знать, дитя! Может быть, они не плачут, а жалобно приветствуют бога Горуса, просят, чтобы он возвратил им жизнь.
Когда наши путники переезжали через Нил, им послышался в тростниках тихий плач, словно детский.
– Опять плачет крокодил, слышишь, дедушка?
Плач умолк, и только слышен был шорох в тростниках Нила.
Утро следующего дня застает нас в Нижнем Египте, у Мемфиса, на поле пирамид.
От Мемфиса по направлению к большим пирамидам шли два путника: один – старик в обыкновенной одежде египтянина из жреческой касты, другой своим фригийским колпаком и некоторыми особенностями в одеянии скорее напоминал северного жителя из Фригии или Трои. Последнему было лет под пятьдесят или несколько меньше.
– Так ты говоришь, около десяти лет не был в Египте? – спросил старший путник.
– Да, почти девять, – отвечал младший.
– Где же это ты мыкался?
– В неволе был, добрый человек.
– У презренных шазу[17] или в наане?
– Нет, я все время провел в неволе в Трое.
– В Трое! Слышал я об этой стране много любопытного – богатый город Троя!
– Да, был когда-то; а теперь от Трои остались только камни да груды пепла. Жаль мне этого города; я в нем помирился было и с неволей.
