— И все-таки, вы не могли бы попробовать? — попросила Риган.
Клара улыбнулась:
— Ну ладно. — Она сморщила лицо. — Хи-хи. Хи. Нет, погодите минуту. Это не так звучало. Скорей хе, хе, хе. — Клара состроила забавную гримасу. — Нет, погодите. — Она взяла трубку и быстро набрала номер. — Мэйбет, сделай для меня одну вещь… Помнишь тот смех? Можешь так засмеяться? Я позже объясню зачем. Подожди минуту, я включу громкую связь.
— Пр-ривет, — игриво пропела Мэйбет с певучим ирландским акцентом. — А вот и я! — Судя по голосу, она была юна и беззаботна.
— Давай, начинай, — поторопила ее Клара. — Изобрази, как это было.
— Хе, хе. Хе-хе-хе.
— Класс! — восхитилась Клара. — Давай-ка еще разок.
— Хе, хе. Хе-хе-хе.
Подруги не удержались и разразились громким смехом.
— Спасибо, Мэйбет. Я тебе позже перезвоню.
— Одну минуточку, — заторопилась Риган. — Раз уж Мэйбет нас слышит, мы можем задать ей пару вопросов?
— Ну конечно, о чем речь? — ответила Клара. — Мэйбет, тут у меня люди, которым нужна информация о том парне и его жене.
— Хе-хе. Хе-хе-хе… — добавила Мэйбет для большего эффекта.
— Отлично, Мэйбет, — похвалила Риган. — Ты не могла бы описать нам, как они выглядели?
— На них были бейсболки, огромные темные очки и куртки-штормовки. Оба шатены. По возрасту как мои родители. Ну, примерно лет под пятьдесят, — предположила она. — Только, в отличие от моих стариков, по ним было видно, что оба регулярно и помногу тренируются. Ни у него, ни у нее ни грамма лишнего веса!
— Что же, в них не было совсем ничего необычного? — спросил Джек. — Ну, кроме смеха, разумеется? — добавил он.
— А что, разве этого мало? — хихикнула Клара.
Джек протянул ей свою визитку:
— Большое вам спасибо, девушки. Если вы вспомните еще что-нибудь о той паре или о забеге, пожалуйста, дайте мне знать.
— Обязательно.
Сидя в машине, Риган и Джек обменялись многозначительными взглядами.
— И что теперь? — спросила Риган. — Будем рассказывать анекдоты каждому встречному-поперечному? Откроем цирк шапито? Наймем артистов эстрадного жанра?
Джек устало потер глаза:
— Позвони своему кузену Джеральду. Если он и в самом деле знает обо всем, что творится в Голуэе, возможно, он поможет установить их имена.
Через двадцать минут они уже входили в кабинет Джеральда, расположенный на втором этаже старинного здания в центре города, где разместилась радиостудия.
А тем временем в замке Хеннесси Нил Бакли из последних сил пытался не терять присутствия духа. Большинство постояльцев уже выехали, другие позвонили, чтобы отменить заказ на номер, а новую плиту так и не доставили.
Приезжали представители гарды по поводу кражи и поджога, немного покрутились и уехали. Владельцы отеля обрывали телефон, требуя объяснений, которых у Нила, разумеется, не было. За последние два часа его жена Фелисити звонила ему уже в третий раз.
— Дорогой, ну как ты?
— С тех пор, как мы с тобой в последний раз разговаривали, в прессу просочилась информация о записке, которую воры оставили Джеку Рейли, и теперь о ней раструбили по всем каналам. Я уверен, ему бы не хотелось, чтобы весь мир узнал о том, что преступники вознамерились поиграть с ним в кошки-мышки, подгадав к его медовому месяцу.
— Боюсь, у меня для тебя еще одна неприятная новость.
— Что такое?
— Похоже, наша Маргарет совсем рехнулась.
Нила охватило такое отчаяние, что захотелось биться головой о стол.
— Мне об этом известно. Ты знаешь, что мне прекрасно об этом известно. Но она хороший, добросовестный работник. Зачем тебе понадобилось сейчас это обсуждать, ума не приложу.
— Потому что она только что у нас побывала. Ворвалась как ураган и спросила меня, не буду ли я возражать, если она заберет обратно картину, которую подарила в прошлом году. Бормотала что-то о Мэй Рейли и о страшных несчастьях. Сказала, что узор кружевной скатерти на картине тот же самый, что и на кружеве, окаймлявшем украденную скатерть. Честно говоря, я этого не заметила. Маргарет заявила, что картину надо вернуть, иначе она принесет нам несчастье.
— Да, похоже, уже принесла. А ты что?
— Отдала, конечно. Она вела себя как помешанная. Сказала, что соберет все подаренные ею картины. — Фелисити помолчала. — А что еще, по-твоему, мне оставалось делать? Надеюсь, ты не возражаешь?
