Тудор Боур не собирался умирать жалкой смертью и не желал таковой своим. Он поднял саблю, чтобы позвать их вперед, на последнюю схватку.
— Постой, брате, постой! — раздалось вдруг за спиной. — Обожди побратима!
Тудор сразу узнал этот голос То подоспел, пришел—таки на выручку со своими вчерашний работник Василь Бердыш.
Сотник увидел: на стены со всех сторон, неведомо как взобравшись, выскочили десятки сущих бесов — кричащих, стреляющих, разящих. Новые гости Леричей сноровисто разделились: одни остались наверху стрелками; другие, разделавшись с попавшимися на пути наемниками, скатились по лестницам вниз и влились в его ватагу. А Мазо, вопреки велению Тудора так и не поднявшийся в башню, увидел уж вовсе дивное диво. На глазах юного Сенарега трое остававшихся снаружи воев взялись за нижнюю перекладину решетки, напружились, крякнули, будто рыкнувшие в клетке львы, и железное забрало Леричей медленно поползло вверх. Три богатыря подняли его до груди, потом, выпрямившись, до плеч, подержали, пока соратники врывались потоком в ворота, затем, снова крякнув, отскочили вслед за товарищами от уже бесполезной, тут же рухнувшей вниз решетки.
— От так, — сказал самый могучий на вид из троих силачей, подмигивая Мазо, все еще не пришедшему в себя от удивления. — От так, Максимка, у нас, коли приходим до вас. Эге, да ты меня, видать, не узнаешь! То ж я, Федько Безух с островной сечи, Федько, коего ты на саблях обыграл, — добавил казак, красуясь собой.
То были, действительно, вольные люди памятной Мазо малой сечи. И среди них — атаман Иван Баклан и Семен — зимовчак. Даже сверстник и приятель Мазо был здесь — Олесь, попросившийся в первый дальний поход с отцом.
Противник быстро взвесил случившуюся перемену. Раздался приказ, и ратники, не теряя строя, начали втягиваться в узкую дверь донжона. Последним уходил в цитадель Леричей рыцарь Конрад, их комендант.
Массивная дверь, однако, не успела захлопнуться, когда замок озарился вдруг новым зловещим светом. То запылала часовня, подожженная, видно, факелом, оброненным наемником, настигнутым стрелой, — одним из тех, что бились еще недавно на вершинах стен. Часовня вспыхнула сразу, из окон высунулось пламя, повалил дым. И люди, привороженные пламенем, не все заметили, как из цитадели выскочил человек в белой рясе доминиканца. Размахивая руками, отец Руффино побежал к пылающему храму и с криком «реликвия!» скрылся в огне.
Несколько мгновений враги и друзья, онемев от неожиданности, слушали, как зловеще трещит все более разгорающееся пламя. Потом кровля рухнула, открывая огненным вихрям дорогу к безмятежному звездному небу над лиманом. Отец Руффино не вышел из этого костра.
9
Донжон затворился в грозном молчании. Захлопнулись тяжкие дубовые, густо окованные железом двери главной башни. Донжон ощетинился аркебузами и пушками, на вершине его зажглись огни под котлами со смолой. У амбразур встали арбалетчики и лучники, мастера огневого и холодного боя, на лестницах — латники, из которых каждый в тесных переходах способен был остановить целую чету. Но — чету людей, — не диаволов, какие сегодня наводнили замок. Леричи ушли в свое внутреннее, самое прочное ядро; у осаждающих стало веселее. Появились лестницы, привезенные запасливым Бердышем. По ним, связанным попарно, сечевики и взобрались на стены. Не люди — сущие черти в час боя, — вот кто прибыл с двух сторон выручать смелых узников братьев Сенарега.
В свете горящего костела нападающие быстро растеклись по двору, подступая к высокой цитадели. Продвигались по стенам, от башни к башне, от одного строения к другому. Закрывали очи павшим, уносили в сторону раненых и шли вперед. На ходу, на бегу стреляли из луков. Стреляли метко — раз за разом меж зубцами башни исчезал чей—то шлем, слышался крик. Укрывались от вражьего боя кто чем горазд: один имел щит, другой — доску, третий нес перед собой целую дверь, выломанную из кухни или каморы, четвертый выставлял, держа за ножку, дубовый стол.
Федько Безух завладел малой пушкой, оставленной в надвратной башне, и теперь нес ее, обнимая, словно мать дитя. Вот поставил ее силач на груду больших камней, оставшихся после постройки капеллы. Иван—атаман тщательно зарядил пушчонку, вопросительно взглянул на опустившегося рядом на колено Тудора. Боур, щурясь от дыма, указал добрую цель — окно большой горницы, откуда чаще высовывались дула фряжских аркебуз. Грянул выстрел, из окошка послышались проклятия и вопли. Новый выстрел — и полетели щепы от толстого деревянного щита, за которым прятались наверху ратники у смоляного котла. Еще один — и Безух, а за ним весь двор оглушительно захохотали: ядро срезало ало — белый султан из страусовых перьев, которые украшали позолоченный шлем самого мессера Пьетро. Ощипали фрязина, братцы! — закричали внизу. — Ощипать их всех!