Бердыш и Тудор накануне держали последний совет в небольшом буераке, за стенами замка. Условились: через день Василю отправиться полевать, на самом же деле — вверх по реке, к братьям. Ибо приходит фряжскому гнезду на лимане последний час. Промедлить значило опоздать: менее чем через неделю придет галея, и тогда замок, усиленный оружием и людьми, гулевым ватагам уже не взять. О том, что пирата ждут вскорости в Леричи, москвитина предупредила Аньола.
Тогда же, забравшись далее в степь, Тудор отыскал малоприметный, сильно заросший терновником холмик. Сотник негромко свистнул, чуть погодя — свистнул дважды. Услышав ответ, сел и стал ждать. Несколько мгновений спустя из колючих зарослей, где, казалось, не пролезть и барсуку, выполз татарин в вывернутой овчине, оскалился льстиво. Тудор молча сунул в кулак ордынца кольцо, и тот исчез. Пан Боур знал: еще до вечера пять — шесть гонцов из Шайтанова чамбула с запасными конями поскачут знакомой дорогой к Монте—Кастро, везя тамошнему пыркэлабу ожидаемый знак.
— Пан Влад знает, что надо делать, когда получит кольцо с печатью дома Сфорца — прощальный дар герцога храброму сыну Молдовы.
Не ведал только сотник, что эта последняя встреча имела недоброго свидетеля. Пан Юзек Понятовский, пробравшийся зачем—то в то же место, приметил, как прошел к кургану белгородский витязь, как бесшумно выметнулся из терна раскосый дикарь и поспешил, горбатясь, прочь. Пан Юзек злобно улыбнулся: сама божья матерь, наверно, привела его сюда, чтобы раскрыть козни варваров и схизматов. В тот вечер поляк постучался в камору старшего Сенарега, куда мессер Пьетро, выслушав его, тотчас пригласил синьора Амброджо и доминиканца для совета. Конрада в тот вечер не позвали, и пан Юзек увидел в этом благой для себя знак.
Все это свершилось накануне. В день же последней беседы клирика с Мастером все текло в замке, как в обычный будний день. Отец Руффино, обходя паству, укреплял в каждом веру и стремление к благим делам. Юный Мазо учился врачеванию — пособлял Василю натирать душистыми мазями перечеркнутую пятью багровыми полосами спину наказанного черкеса. Аньола закладывала в котел мясо, пахучие травы и лук. Ратники у казармы резались в карты.
Мария все так. же лежала в своей горнице, запертая повелением старших. Дикарем в овчине, человеком низкого племени и происхождения, — как только не честили тогда перед ней Теодоро будущие графы, а может и герцоги Леричские! Сестра выслушала все, склонив голову, глубоко пряча усмешку. Ее нельзя было обмануть, она смотрела уже в чистые очи молдавского рыцаря, любовалась его мужественным ликом, слушала пылкие, шумные речи. Она видела синьора Теодоро в бою, в те мгновения, когда он спас от смерти ее любимого брата Мазо, да и всю их семью, сжимала его горячую и сильную руку. Такого не зачеркнуть уже в душе Марии, угрожая ей, оскорбляя храброго кавалера, называя купленным рабом его, с кем приключилось несчастье, какое могло постичь любого рыцаря, оберегающего землю своих отцов.
Воспитанная в послушании и набожности, Мария ни разу не задумывалась о том, что старшие братья ее — злые хищники, что устроенная ими в Леричах торговля людьми — бесчестное занятие. Благородный пан Тудор, со своей стороны, поостерегся ей об этом даже намекнуть. Мария по—своему любила и почитала Амброджо и Пьетро. Но презрение и ненависть братьев ко всем, кого они звали схизматами, скифами, кого считали дикарями, годными лишь в рабы, — этих чувств разделять она не могла, во всем подобная честному, чистому Мазо. Она не могла не думать о своем Теодоро, не сокрушаться, что не может встретиться с ним, объяснить ему все, успокоить его, коль тревожится, извиниться перед ним, коль он в обиде. Мария видела, как бродил вчера синьор Теодоро по двору и по стенам, разыскивая кого—то, может быть ее. И было ей от этого и радостно, и грустно.
Теперь же прибавилась глубокая тревога. Мария, поднимаясь витой лестницей в свою светелку мимо комнаты Пьетро, услышала тихий разговор и в страхе замерла на месте. Девушка узнала, что все узники и пленники, в их числе — Мастер, Теодоро и Орхан, будут вскорости схвачены и водворены в темницу, под крепкие запоры и стражу. Что там они останутся до прихода разбойника Джироламо, коему надлежит увезти их затем неведомо куда, на страшную судьбу.
