В качестве наказания король дал жесткое распоряжение не отпускать на обмен тех русских, за которых в тех или иных ситуациях давал ручательство князь Долгорукий.
Пленникам, которым удавалось вырваться на свободу, предстояло пройти еще несколько процедур, прежде чем они могли вернуться к родным. Прежде всего властей интересовали обстоятельства пленения и побега. Кроме того, бывшие пленники рассматривались в качестве важных, а иногда и единственных источников сведений о состоянии дел противника, о его военной силе и планах, о настроениях в обществе. В соответствующих канцеляриях записывалось практически все, о чем рассказывали беглецы. Многое из сообщенных ими сведений можно отнести к преувеличениям и домыслам, но при совпадении с данными других источников ценность их была высока. Так, безусловный интерес вызвали показания жителя Олонца Дмитрия Попова, который вместе с товарищами по работе (семь человек) в августе 1713 года бежал из Стокгольма. По его словам, на тот момент шведскую столицу обороняли только 1000 королевских гвардейцев. Он также передал очередные слухи о смерти короля, о военных действиях генерала Любекера, о наборе рекрутов в финскую армию, куда «не берут только стариков, которые служить не могут и пашут землю». Его же соратник по побегу, слуга генерал-майора Чернышева Григорий Козьмин, сообщил и вовсе сенсационное известие о том, что весной «мещане с прочими подлыми людьми» в Стокгольме хотели поднять бунт и уничтожить членов Королевского совета за то, что они выступают против заключения мира «с царским величеством». Это, по его словам, стало основной причиной того, что из столицы вывезли в разные провинции высокопоставленных русских пленных.
Более важными, так как подтверждались другими информаторами, были сведения о шведском флоте, сообщенные явившимися 19 декабря 1713 года в Канцелярию Правительствующего Сената одиннадцатью пленниками, бежавшими из Стокгольма в Курляндию. Они же рассказали, что во время русского похода на Або[55] многие из жителей этого города «убоявшись» уехали в Стокгольм, в котором население стали обучать обращению с оружием и военному строю.
И все же следует признать, что побег были чрезвычайно опасным и поэтому не частым способом освобождения из плена.
Обмен и отпуск «на поруки»
Другим способом досрочного выхода из плена, характерным для всех войн Средневековья и Нового времени, был обмен. В этом смысле Северная война не стала исключением. В текстах всех подписанных капитуляций всегда стояла фраза: «Пока не будут обменены». Стоит особо отметить, что на протяжении всей войны чаще всего инициатива по обмену пленными исходила от русского царя. Шведский король, молодой и самоуверенный, долгое время (дольше, чем это было оправдано обстоятельствами) чувствовал себя победителем и был категоричен в решении: никаких разменов с русскими до полной их капитуляции.
Показательно, что после трагической гибели короля в Норвегии 30 ноября 1718 года его преемница Ульрика-Элеонора сделала попытку интенсифицировать вялотекущие переговоры на Аландских островах, в том числе и по вопросу массового обмена пленными.
Основанием для подобной несговорчивости Карла XII стала богатая добыча Нарвы. Захватив в плен большую группу высших офицеров, среди которых было десять генералов, он понял, какой козырь ему достался: это были лучшие и наиболее подготовленные на тот момент военные кадры русского царя. Вследствие этого в начале войны он даже слышать не хотел об обмене. Первые «аргументы» появились у русских после сражения у лифляндской деревни Эрестфер в конце декабря 1701 года, когда были взяты в плен 150 каролинов. Уже в марте следующего года в Стокгольм были отправлены пленные поручик фон Крузеншерна и фельдфебель Пеликан с предложениями об обмене, которые, впрочем, остались без ответа, а отпущенные на время («на пароль») пленники обратно не вернулись.
Царь Петр проявлял подобную инициативу практически после каждого сражения. Так, после взятия Нарвы в 1704 году он отпустил в Швецию для организации переговоров подполковника фон Шлиппенбаха, после Полтавы — секретаря Цедергельма и генерала Мейерфельда и т.д. В большинстве случаев (кроме Цедергельма) пленники не возвращались, что давало русским властям повод обвинять шведов в том, что они не держат данного слова.
