Хамри услышал наверху голоса и, как раз в тот момент, когда почувствовал, что больше идти не в силах, очутился на заполненном паломниками плоском участке скалы, вроде плато. Взглянув наверх, он увидел в сотне ярдов белую гробницу Сиди Ларби, покровителя безумцев. Смеркалось, солнце быстро скрылось за горной грядой на западе, все погрузилось в ночь. Только близость святого могла уберечь от ужасов мрака.
По толпе измученных паломников пронеслось волнение. Хриплыми голосами они перекликались с теми, кто пошел наверх, к гробнице, но пробужденное их криками эхо было холоднее самой ночи. Ясно было, что вопли демонов насмешливо переплетаются с их голосами. Безумцы тоже стали лаять, точно демоны, — их утихомиривали побоями. Мужчины гортанно приказывали женщинам приготовить чай, и окруженные тьмой костерки разгорелись в круге на краю пропасти. Фигуры в белых одеждах перекликались истерическими голосами, потому что любой силуэт мог оказаться затесавшимся среди людей джинном, которого следует распознать, пока не поздно.
Глаза Хамри слезились от дыма; он стоял, пораженный, что все безумцы, кроме его собственных, куда-то исчезли. Старуха, раздувавшая огонь, оторвалась от своего занятия и объяснила, что всех сумасшедших нужно до полуночи держать в пещере. Она указала на забранный толстой железной решеткой вход в грот, где некогда жил отшельником Сиди Ларби. Ларби нашел здесь убежище, когда его изгнали из города, как преступника. Потом решили, что он разбойничает в этом ущелье, и вооруженные люди пришли сюда, чтобы изловить его и увести силой. Сначала он пытался успокоить их ласковой речью, — ясный знак безумия, — затем же проклял их. Указывая на своих преследователей, он предсказал, что один свалится в пропасть, другого раздавит упавший с горы камень, а те, кого пощадит оползень, в скором времени умрут сами. Когда все сбылось, стало ясно, что он святой.
Хамри отошел от старухи и потащил своих узников к входу в темную пещеру. Он заглянул сквозь решетку и увидел старого горбуна, скрючившегося у горшочка с раскаленными углями.
— Уходи! — крикнул горбун. — Не видишь, нет тут места! Последнее кольцо в стене уже забрали для психов.
Хамри протиснулся, оттолкнув разъяренного охранника, и дважды обмотал цепи вокруг железного прута недалеко от двери. К бесконечным рядам стальных прутьев вдоль стены были прикованы другие безумцы, у некоторых ошейники были затянуты так сильно, что их едва не придушили. Они стонали хором, коротко повизгивали и трясли железные прутья, приветствуя братьев, которые прижались друг к другу, когда Хамри укрепил цепи.
— Сделай мне чаю, — приказал он горбуну. — Я тебе заплачу.
Старик выругался, но принялся дуть на угли, осветив мрачную пещеру. Хамри рухнул на землю возле своих узников, и, несмотря на растущий страх, стал засыпать.
Снаружи женщины приготовили чай для мужчин, и те группками сквозь враждебную тьму стали подниматься к гробнице. Тягучая мелодия флейт под тихий аккомпанемент барабанов вторила голосам, слившимся в страстной молитве. Хамри уснул. Тень горбуна прыгала по изогнутому потолку пещеры, безумцы утихли.
Две женщины в белом подошли к решетке и заглянули внутрь.
— Прав ли Аллах, лишив разума вот этого парня? — указала одна из них на Хамри, дремавшего с другой стороны решетки.
— Да, он не похож на сумасшедшего, верно? — откликнулась вторая.
— Нельзя оспаривать волю Аллаха.
— Может быть, он излечится сегодня, когда мужчины потащат их к гробнице Сиди Ларби.
— А, может, святой поразит его, когда его бросят на гробницу, и он умрет.
— Такой красавчик, — вздохнула другая.
Хамри слышал их и рассмеялся бы, если бы его не опутывала незримая сеть.
"Мне надо идти наверх молиться с мужчинами, но я очень устал, — думал он. — Лучше останусь тут".
Эта мысль эхом откликнулась у него в голове.
— Тут? А где же я? — спрашивал он себя с растущей паникой. — Где я?
Танжерские безумцы просили его о подаянии, "чтобы не коснулся перст Всевышнего", а он им ничего не дал. Перст Всевышнего коснулся Ахмеда прямо у него на глазах, перст Всевышнего скинул младшего брата прямо оттуда, куда спрятал его Хамри и швырнул под колеса поезда. Дважды его пожалели, дважды Аллах взял у него заложников, заложников на всю жизнь. Он должен встать и уйти отсюда, скинуть с себя забвение, в котором утопал.
