На что он рассчитывал? Вряд ли на визг от радости, прыганья на кровати, но никак не на:
— Может, не стоит?
* * *
Снежу действительно разбудил звонок.
И если первых несколько секунд она просто не могла понять, почему будильник вдруг решил сработать среди ночи, то стоило только предположить, кто может звонить в такую рань, сердце замерло.
Так было всегда — каждый раз, видя на экране мобильного незнакомый номер, душа девушки падала в пятки. Она боялась, что однажды ей позвонит не Дима. Позвонит незнакомый человек, чтобы сообщить, что… все плохо. Все уже непоправимо.
— Алло, — а в те несколько секунд, что разделяют ее обращение и ответ с другого континента, Снежана обычно успевает живо представить себе эту картину во всех красках.
— Hola, hermanita! — незнакомые слова на чужом языке подействовали лучше любого бодрящего — Снежа резко села в кровати, прижав свободную руку в груди.
— Что? — Нет. Пусть это будет он. Пожалуйста, пусть будет он.
— Говорю, привет! — ее облегченно вздоха на той стороне слышно не было, слишком там шумели.
— Привет, — выставив руку перед собой, Снежа следила за тем, как конечность бьет мелкой дрожью.
— Помнишь, я говорил, что возможно приеду? — дрожать рука перестала, видимо, это следствие того, что ее не совсем счастливая обладательница впала в ступор. — Ну, так вот, скоро — это совсем скоро, Снежок.
Если бы он не ошарашил ее так звонком, потом обращением, а теперь этой новостью, Снежана среагировала бы по — другому, но сейчас на языке крутились единственные слова, кажущиеся верными:
— Может, не стоит?
— В смысле? — брат явно опешил.
— Не надо, Дим. Ты ведь там устроился, правда? Ты сам говорил, что у тебя достаточно денег, новая жизнь, новые люди вокруг. Сам говорил, что там тебе комфортней, чем было здесь. Не надо.
— Ты не хочешь меня видеть? — если кто‑то другой посчитал бы его тон просто холодным, Снежа услышала обиду. Горькую обиду, которую нанести может только близкий человек. И ее нанесла она — сестра, но по — другому, было бы куда хуже.
— Я хочу, но я… Я боюсь. Что будет, если ты вернешься? И зачем? Главное, зачем, Дима? Чтобы прятаться?
— Думаешь, я буду от него прятаться?
— Думаю, ты не дурак, а значит — будешь.
— С чего вдруг? — Снежана слышала, что с каждым ее словом, брат раздражается еще больше. Но если это поможет его отговорить, она готова была даже перетерпеть эту ссору. Уже далеко не первую. — Больше трех лет прошло. Кроме того, никто же не пострадал! Если он захочет дать мне в морду — то, пожалуйста, мне тоже есть за что его поколотить.
— Ты бредишь! — сон давно уже как рукой сняло, а теперь, Снежа даже не пыталась сдерживаться от того, чтоб не повысить голос. — Что значит никто не пострадал? Ты человека похитил, Дима! Саша лежала в больнице неделю! Она чуть ребенка не потеряла! О чем ты?! — в такие моменты Снежане казалось, что Дима даже до конца не осознает, что сделал.
— Три года прошло…
— Да хоть десять, Дима! Пройдет десять и двадцать лет, а он по — прежнему будет тебя искать! — впервые Снежана облачила в слова то, что постоянно держала в мыслях.
— Ну, так я сам приду. Но не так, как хочет он.
— Дима…
— Все, закрыли тему, — слушать ее он не хотел. Блокирую любое зерно благоразумия на корню. — В субботу…
— Да, — смиряясь, Снежана устало закрыла глаза. Вот за что? За что все это на ее голову?
— Он устраивает праздник?
— Да.
— И ты…
— Да, Дима. Я иду. Потому, что… — самой себе Снежа не могла ответить: почему? Почему согласилась на личное приглашение Самарского. Почему не придумала отговорку. Почему, зная, что он пригласит, не купила себе на это же время билеты в Днепр или любой другой город, страну, планету. Почему не ложится спать под открытым окном с мокрой головой, надеясь заболеть и получить официальную причину не прийти. Не знала. А еще не понимала, зачем он ее туда звал. Зачем изредка звонил? Зачем иногда заезжал в студию, когда позволяла работа? Неужели не понимал, что так только хуже? Так она до сих пор верит, что у них есть шанс. Один единственный, маленький, но шанс.
— Ты до сих пор сохнешь по нему? — теперь голос брата казался таким же глухим, как ее собственный, сразу после того, как девушка подняла трубку.