Михайлов понял, что чересчур увлекся. Он провел ладонью по волосам. На указательном пальце левой руки блеснул золотой перстень с опалом.
– Я недолго побыл с ними. Мне нужно было идти. Я обещал своему другу... – Он снова осекся, а затем, очень по-женски смущаясь, улыбнулся и продолжил: – Нет, не поймите меня неправильно. Просто у моего старого товарища вчера был день рождения. У него в квартире идет капитальный ремонт, ну я и оказал ему услугу... В общем, на время ремонта предложил переехать пожить ко мне. Вы же понимаете! У него день рождения, он в моем доме, а меня нет! – неумело придумывал на ходу замдиректора историю. – Я уехал, а Юра... Извините, Юрий Юрьевич с этим товарищем остались допивать коньяк. К восьми вечера я попал домой и пробыл там, никуда не отлучаясь, до того момента, когда мне сегодня позвонили по телефону и сообщили о смерти Юры. Что я не лгу, может подтвердить Илюша... То есть Илья – друг, который переехал ко мне на время ремонта...
Михайлов был явно собой недоволен. Он понимал, что проговорился. Меньше всего ему хотелось, чтобы сыщики догадались о его сексуальных предпочтениях, хотя его ориентация была понятна с первого взгляда.
– Были у Равца враги в театре? Может быть, ему угрожали? – Гуров спешил закончить беседу, потому что желание врезать толстяку возрастало с бешеной скоростью.
– Ну а как вы думаете? Только дураки и бедняки врагов не имеют, – замдиректора широко улыбнулся и поднял глаза к потолку, как будто вспомнил что-то очень приятное. – Конечно, ему завидовали. Еще бы! Настоящий мужчина! К тридцати семи годам уже директор такого театра! Замечательный делец, мудрый руководитель, умница во всех отношениях... Он отличался строгостью. В театре многим это не нравилось, особенно в актерской среде. Но актеры вечно чем-то недовольны. То им не ту роль дали, то зарплату маленькую начислили, то режиссер бездарный, то пьеса устаревшая, то гастроли длинные... А винят во всем, конечно, меня и директора. – Виктор Максимович почувствовал, что начинает злиться, поэтому прервал свой монолог, глубоко вздохнул, в очередной раз вытер платком лоб и продолжил: – В общем, недоброжелателей хватает! Но чтобы кто-нибудь из них угрожал? Или тем более на убийство решился?.. Нет! Никто из них ни на что подобное неспособен. Самое большее, что они могут, – это распускать сплетни по театру. Шушера! Это на сцене они короли и рыцари, благородные лорды, а в обычной жизни трусы, слюнтяи, лизоблюды и попрошайки.
Михайлов снова достал платок. Только сейчас замдиректора заметил, что он у него уже несвежий. Он с видом истерика скомкал платок и с силой швырнул на пол рядом с диваном.
– Поведение Равца в последнее время не показалось вам странным? Особенно это касается вашей вчерашней встречи. – Гуров обратил внимание, что Стас уже минут десять сидит в кресле, сжимая кулаки.
– Ну что вы! – рассмеялся Виктор Максимович, как всегда, присвистывая. – Вчера он, как обычно, был обходителен и галантен. В общем, блестящ! – Он резко переменился в лице. – Ужас! Ужас! До сих пор не могу поверить, что его нет!..
– Понятно. До свидания, Виктор Максимович. – Гуров встал из кресла. Крячко тоже быстро поднялся. – Оставайтесь здесь, а мы сейчас направим к вам нашего художника. Вы поможете ему составить портрет того человека, что был вчера у Равца. Сможете?
Михайлов кивнул.
– И предупреждаю вас, идет следствие. Пределы города не покидать. Мы вас еще вызовем для беседы.
Оба сыщика поспешили к выходу.
– Сколько угодно! Вызывайте! Конечно! – с необычайной легкостью Михайлов вскочил с дивана, одним прыжком догнал Крячко и вцепился в его руку мертвой хваткой. – А что же с моей охраной? Я очень известный человек! Моя жизнь в опасности.
– Я лично прослежу за решением этого вопроса! – скрывая отвращение, солгал полковник, освобождаясь от липких ладоней замдиректора. – И я, и Лев Иванович полностью отдаем себе отчет, насколько ценна жизнь такого человека!
С этими словами Станислав покинул кабинет Михайлова вслед за уже шагнувшим через порог напарником.
