И в заключение всех злоключений высокий гость не соизволил осчастливить своим посещением дом Виктора, известив его об этом в самый последний момент, когда уже было поздно давать отбой Антону. Правда, высокий гость намекнул, что ключи от квартиры Виктора ему вскоре понадобятся.
Виктор вернулся домой усталым и измотанным до полного равнодушия. Его уже не волновало, что он скажет Антону.
Но Антон явился один, без Таисии.
— Ну, что ж, бывает, — спокойно воспринял Антон известие о том, что мероприятие по услаждению высокого и одинокого гостя отменяется. — Но предупреждать надо. Хотя я тоже до тебя дозвониться не смог, хотел сказать тебе, чтобы на Таисию ты не рассчитывал… Ты что такой потерянный?
И тут Виктора словно прорвало.
Он вскочил с места, забегал по комнате, не зная, с чего начать, волнуясь, размахивая руками, бесцельно переставлял стулья, поправлял скатерть на столе…
— Сядь, не мельтеши, — понаблюдав за ним, сказал стоящий у стены с масками Антон. — Говори…
Виктор послушно сел в кресло и начал сбивчиво, замирая в мучительном поиске нужных слов, рассказывать Антону о том, как ему невыносимо больно, потому что его будто разрезали надвое…
На двоих… Что один из этих двоих является олицетворением всего темного. Он не то, чтобы законченный злостный мерзавец, а такой иезуитски изворотливый, способный оправдать любую подлость, а вот другой — полная ему противоположность.
— Тоже мне удивил, — усмехнулся Антон. — Так всегда было. Все такие.
— Нет, ты меня не понял, — опять заговорил Виктор. — Я и сам знаю, что в каждом есть и темное, и светлое, и плохое, и хорошее.
Но у всех эти антиподы уживаются, мирно сосуществуют… Вместе…
Может быть потому, что человек не придает особого значения своему дурному поступку, оправдывая его различными обстоятельствами и веря, что в иных условиях он поступил бы иначе или поступит иначе в будущем и что он, значит, не такой уж пропащий. А для меня сейчас все, абсолютно все, любая потаенная мысль, любая беседа, любое действие воспринимается настолько остро, непримиримо, что я уже отчаялся…
— Говори проще, — посоветовал Антон. — И конкретнее. Что?..
Где?.. Когда?.. И запомни: если копаться в себе, то обязательно доберешься до мерзости.
— Ну, например… — не сразу справился с волнением Виктор. — Например, еду я с Люсей в метро…
— Тогда ясно, откуда все это растет, — кивнул головой Антон. — Когда же это ты с ней ездил в метро?
— В первый день нашего знакомства… Подожди, — продолжил Виктор, — сейчас объясню. Представь себе, там в метро я на эскалаторе встал на ступеньку ниже, повернулся к ней и получилось, что мы стоим с ней глаза в глаза… Близко, близко… Словно я смотрю в нее, а она — в меня… И мы вместе, мы едины… А потом кончился эскалатор — и мы врозь…
— Так. Дальше, — сказал Антон.
— А что дальше? Я без нее жить не могу дальше. И как мне кажется, эти двое, что во мне, звереют от ненависти друг к другу именно тогда, когда мы врозь, а когда мы с Люсей вместе, то мне так спокойно, так счастливо…
— Влюбился? — вздохнул Антон.
— Нет, — коротко, но с силой ответил Виктор. — Люблю.
— А вот это уже хуже, — Антон скрестил руки на груди. — Любовь зла, не зря в народе говорят. Я имею ввиду настоящее чувство. Любовь слепа. Любовь всесильна. Любовь безрассудна… Или ты Лефортовский госпиталь позабыл?.. И Галину?.. У нее — кривая душа, у тебя — кривое лицо. Как маска.
— Нет, не забыл, такое не забывается…
Виктор напряженно думал над словами Антона о сути любви, о своей любви к Галине и о том, как она растоптала его чувство.
— Понимаешь, Антон, здесь есть большая разница… Очень большая… Перед Лефортовским госпиталем я столкнулся с грязью измены, с духовной черствостью, с предательством близкого человека, но это было все во вне меня… Не прилипло к моей душе… А сейчас… А сейчас все внутри меня, вот в чем дело.
Антон внимательно, очень внимательно и серьезно посмотрел на Виктора и спросил в упор:
— Готов жениться?
— Все, что угодно, — безрадостно, но твердо ответил Виктор.
Антон вдруг рассмеялся. Негромко, добродушно, тепло:
— Кхе! Кхе! Кхе! — нарочито откашлялся он. — Запутался мальчик… Ну, конечно, все позабыл, чему учили. Да-а-а, раскололи старичка. На пополам. И запахло серой — черный, похотливый, порочный дьявол проснулся на дне светлого царства твоей души и встал во весь рост и заслонил солнышко добра…
