А как хотелось переехать в город, пожить спокойно, сходить в кино после дежурства иль на рыбалку в выходной день. Здесь о выходных и вспоминать не приходится. Малые и большие ЧП происходили всегда, каждый день. Да оно и понятно. Почти восемьсот условников из разных зон собраны. Да ссыльные. То пьяные драки с разборками у фартовых, то карточная игра на деньги, на вещи, на жизни. Убереги всех от горя, от глупости, от смерти…
Порою оказывался он в гуще разъяренных условников, которые от безысходности и тоски зверели. И не уйми, не останови он драку — сколько мужиков не вышли бы на волю, скольких не дождались бы матери, жены, дети!
Случалось ночью вскакивать, бежать в бараки. С голыми руками. Он никогда и никому не грозил оружием и ни разу не применял его. Знал, этого ему в первую очередь не простят условники, а потом и свои. Докажи после, что применил, не нарушив закон. Пока докажешь, сколько лет в зоне отсидишь?
Случалось, слышал не раз за спиной насмешливое: мол, наш легавый свою пушку в Поронайске за склянку спустил. Обидно становилось. Делал вид, что не слышал, не его затронули.
Но однажды, совсем недавно, пришлось ему за себя постоять. И не только за себя.
Едва увезли Тихона на вскрытие, решил участковый зайти к Дашке, предупредить, чтоб до прихода следователя в каморе ничего не трогала. Вдруг у самого порога ее хибары на фартовых напоролся. Средь них бугор был. Тот и задел: мол, не успели жмура вытащить, как кобель на порог лезет.
Не стерпел. Ответил: дескать, кроме как своим шнобелем в чужом грязном белье копаться, ни на что больше не гож бугор. Мельчают фартовые. Деградируют… Сошлись яйцом к лицу. Дыхания смешались. В глазах бугра — ярость неприкрытая. Кенты рядом, стенкой стали. На стреме. И бугор раздухарился. Сам себя завел десятком матюгов и с полуоборота замахнулся.
Участковый знал: Тесть левша. И, нырнув под удар, перехватил кулак бугра, закрутил ему руку за спину. Короткой подсечкой завалил лицом в снег. Остыть, одуматься. Руку бугра держал в напряжении, чтоб тот не дергался.
Знал, фартовые, по их же закону, лишь свидетели да для испуга. Бугру помогать не станут, не вступятся за него. Коль побежден, да еще участковым, из бугров выведут. Лишь беда минует. А может, и не выведут!.. Как сход воров решит.
Тесть молчал. Хотя от боли глаза из орбит лезли. Не хотел признавать себя побежденным. Лучше сдохнуть, чем у легавого пощады просить. Да еще при фартовых.
Участковый понял. И сказал глухо:
— Кончай выпендриваться! Иначе в штопор скручу и башку вгоню в задницу. Хороша бородавка будет. Дыши тихо, Тесть. Я тебе не хевра, чтоб изгаляться позволять. Второй раз из шкуры вытряхну. Усек?
Тесть молча встал. Отвел воров в сторону. Те нехотя слушали его. С тех пор языки не распускали.
Участковый работал в Трудовом пять лет. Прежнего условники убили. Зверски. Мучительно.
Вот и теперь тот случай помнится. Всем. Каждому по- своему.
У Семена Дегтярева есть семья — в Поронайске. Сюда, в Трудовое, не решился перевозить. Самому тошно. Раз в месяц ездил домой. На пару дней. На большее не решался. И хотя скучал по семье, не рисковал доверить условников троим молодым милиционерам. Опыта у них маловато. Да и рисковать нельзя…
Участковый пил чай, грел руки о стеклянные бока стакана. В дежурку уходить не хотелось. В ней нет уюта. Холод одиночества, серая тоска. В пургу лучше побывать в столовой, среди условников. Все новости узнаешь из первых рук. Только умей слушать, не поворачивая головы, не глядя в лицо рассказчика, который, заговорившись, забывал об участковом.
Дегтярев по голосу знал каждого условника. Характер и способности всех известны ему. Умей лишь наблюдать. Эта способность много раз выручала.
Сегодня фартовые подозрительно кучковались. Шептались. На обед не все пришли. Хотя получку давно пропили. Значит, что-то замышляют. Либо не до жратвы им. Но что могут? В магазине спиртного нет. На складе ни одной бу тылки не осталось. Выручку инкассаторы увезли в Поронайск А то, что наторговал продавец на куреве да на тушенке, гово рить смешно, не соблазнит даже шпану.
