— Я сообщу обо всем настоятелю, — сказал отец Андрей и направился к лестнице.
Монахи, на мгновение замешкавшись, тоже покинули двор.
— Да… — сказал нараспев Никифоров, проводив их недобрым взглядом, — темнят святые отцы…
— Вы думаете, его убили? — прошептал Костя.
— А вы думаете, он по неосторожности сам разбился?
Костя так не думал. Более того, ему не терпелось рассказать Никифорову о своем ночном приключении, но, оглянувшись, он решил с этим повременить, потому что к тому моменту во дворе собрались все обитатели монастыря или их большинство. Они стояли суровые, молчаливые, на почтительном расстоянии, не рискуя приблизиться, и от этого Косте сделалось не по себе. Он счел за благо удалиться.
Никифоров хмуро оглядывался, пока они вдвоем шли по галерее, и бурчал под нос ругательства. Только когда дверь кельи за их спинами закрылась, Костя почувствовал себя в относительной безопасности и тут же поведал Никифорову о событиях прошедшей ночи. Тот слушал с мрачной миной, иногда качал головой, точно с чем-то не соглашаясь, вопросов почти не задавал и все больше хмурился.
— Да-а… — протянул он с печалью, когда Костя замолчал, — история… Очень может быть, что Сергий прав и братия занята неблаговидными делами.
— Конечно, прав! — горячился Костя. — Оттого и погиб! — Думаете, его убил кто-то из монахов?
— Но ведь такой вывод сам напрашивается! Его подкараулили и убили. Потому что он похитил у них кинжал, доказательство их виновности. И Никона убили — он стал для них опасен. Сергий сказал, тот был доверенным человеком настоятеля…
— Что ж, — со вздохом перебил Никифоров, — если все так, нам следует быть очень осторожными. У них свое начальство, пусть оно и разбирается, что здесь творится. Вот если бы кто проник в монастырь и совершил здесь преступление — это нашего ума дело, а лица духовного звания… Избави бог попасть в такой переплет, как мы с вами, Константин Иванович! Виноватых и без нас сыщут, а нам бы доктора дождаться и поскорее в город. Доложим начальству, а уж оно пусть само решает…
Никифоров вздохнул с таким несчастным видом, что Костя понял: он считает ситуацию настолько неприятной и даже опасной для себя, что вряд ли решится предпринять какие-либо шаги. Косте же, напротив, очень хотелось докопаться до истины.
— Василий Лукич, — позвал он, — думаю, нам бы следовало заглянуть в часовню.
— Не вижу смысла. Ежели там и было что подозрительное, то, наверное, уже убрать успели. А то, что мы с вами в святом месте обыск учинили, навлечет на нас сильнейшее неудовольствие духовного начальства, а там и до нашего начальства дойдет. Увольте, Константин Иванович, я туда не ходок, и вам, батенька, не советую.
В часовню Костя все-таки заглянул. Небольшое помещение тонуло в темноте, лампадка освещала только лик на иконе. Костя с опаской огляделся: чувство возникло такое, будто за ним наблюдают. Обследовал нишу, которая оказалась совершенно пустой, даже камни ощупал на предмет какого-либо тайного места. И с неудовольствием должен был признать, что только зря теряет время.
Он вернулся к Никифорову, который завтракал в покоях настоятеля. Не успели они выпить чаю, как приехал доктор — шумный, тучный господин, который вечно куда-то спешил, говорил коротко и резко. Выслушав Никифорова, он отправился взглянуть на труп Никона. Костя, почувствовав дурноту, вышел в монастырский двор, но вскоре Никифоров его позвал. Новость, которую он сообщил, повергла Костю в раздумья, хотя и не удивила. Доктор высказал предположение, что Никон вполне мог быть зарезан тем самым кинжалом, что хранился сейчас у Кости. Раны на теле позволяли считать почти установленным такой факт: Никон был убит острым предметом с длинным тонким лезвием, то есть кинжалом.
«Значит, все, что сказал Сергий, верно, — думал теперь молодой товарищ прокурора. — Неужели Никона действительно принесли в жертву? А потом расправились с самим Сергием. Но как убийцы надеялись утаить факт смерти Никона? Нет, логичнее предположить, что убили его вынужденно, когда он застал нечестивцев за каким-то неблаговидным занятием. Убили, например, в часовне, а затем перенесли труп, но кто-то спугнул злоумышленников по дороге, и они оставили труп на пороге кельи».
