— Почему Трудная Шеви не сбреет свои усики?
— Может быть, она мужик, просто шифруется, — говорит Ник.
— Но почему тогда он притворяется уродливой женщиной? — спрашиваю я. — Нет, серьезно.
— Может, это уродливый мужик, и у него просто нет выбора.
— Логично.
Я смотрю, как Мэдисон делает еще одну затяжку. Она видит, что мой взгляд прикован к ней, улыбается и, пританцовывая и облизывая губы, подходит и забирается ко мне на колени. Судя по длине ее языка, можно предположить, что в ее роду были игуаны. Она наклоняется, и ее сиськи оказываются в миллиметре от моего лица.
— У Ника лучшая дурь, — мурлычет она и выгибает спину, потягиваясь на мне, словно кошка. Я сижу не в состоянии пошевелиться. Она придвигается ближе, обвивает обе свои руки вокруг моей шеи. Ее глаза даже не фокусируются должным образом. — А ты сексуальный.
— Ты тоже.
— Мы просто идеально подходим друг другу.
Она проводит пальцем по моему подбородку и наклоняет ко мне лицо. Потом высовывает свой игуаноподобный язык и начинает всем телом тереться об меня. Она даже облизывает мой подбородок, чего, честно признаюсь, ни одна девушка прежде со мной не делала. И, не менее честно, я бы не хотел, чтобы именно эта девушка снова так меня наградила.
Мы начинаем целоваться на глазах у всех. Думаю, Мэдисон нравится быть в центре внимания, потому что, когда какая-то девушка говорит кому-то из парней перестать пялиться, она немного отстраняется и начинает задирать свою блузку, словно стриптизерша, танцующая для меня приватный танец. Очевидно, Мэдисон хочет, чтобы на нее смотрели все парни и чтобы все девушки ей завидовали.
Эта девушка явно любительница публичных представлений, но, когда я бросаю короткий взгляд налево и вижу, как Ник целуется с Лейси, на которой уже нет рубашки, я начинаю задумываться о том, не принято ли здесь в принципе выставлять на всеобщее обозрение свои сексуальные таланты. Это не по мне.
— Пойдем куда-нибудь, где не так много людей, — говорю я Мэдисон, когда ее рука скользит вниз, чтобы потрогать меня сквозь джинсы.
С секунду она недовольно дует губы, а потом спрыгивает с меня и протягивает руку.
— Идем.
События этой ночи развиваются слишком быстро. Я бы с большим удовольствием просто расслабился, и в глубине своего сознания я все еще помню предупреждения Рэма о Мэдисон, но она хватает меня за руку и поднимает с дивана.
— Повеселитесь там! — выкрикивает нам вслед Ник.
Через пару минут мы оказываемся в огромной комнате с широченной двуспальной кроватью.
— Это твоя комната? — спрашиваю я.
Мэдисон качает головой.
— Спальня родителей, но их ведь здесь нет. Они сейчас в Финиксе.
Я слышу язвительные нотки в ее голосе, и мне становится ясно, что секс на их кровати будет местью.
Стоит ли мне сказать ей, что я лучше займусь этим на полу, чем в постели ее родителей?
— Пойдем к тебе, — говорю я.
Она качает головой и притягивает меня к кровати.
— Что Рэм говорил обо мне? — спрашивает она.
— Слушай, сейчас трудновато об этом думать, — отвечаю я ей. — Я под кайфом не меньше, чем ты.
— Просто попробуй вспомнить. Он говорил, почему мы расстались? Потому что если да, виновата была не только я. В смысле, не то чтобы я не знала, что он знает, и не понимала, на что иду, когда делала это. И даже если бы я знала, это не было бы потому, что я знала то, что знает он. Даже если бы его мамочка об этом узнала, вряд ли бы она стала всех нас сажать за решетку.
У меня начинает болеть голова от ее балабольств.
— О’кей, — говорю. Я ни слова не понял из того, что она только что сказала, но простое «о’кей» всегда способно спасти ситуацию. По крайней мере, я на это надеюсь.
— Правда? — улыбается она.
Серьезно? Да я же понятия не имею, о чем говорю. И о чем она говорит тоже. Она крепко обнимает меня, и ее грудь вдавливается в мою. Надеюсь, она не лопнет от того, что ее так сильно ко мне прижали. Мысли о лопающейся груди заставляют меня напрячься. Мое сознание переносится к Киаре и тому, как выглядит она под своими мешковатыми шмотками. На секунду мне даже кажется, что ее скрытое тело может быть сексуальнее, чем то, что Мэдисон каждый день выставляет напоказ.
