Наконец что-то, видимо, произошло: террористы пошли по рядам, внимательно разглядывая пассажиров.
Они выбрали в бизнес-классе какого-то солидного гражданина, подвели его к люку, выстрелили ему в затылок, и он выпал на летное поле.
Все услышали, как его тело грузно, с шлепком ударилось о бетон.
Мы оцепенели от ужаса.
Вот так. Просто взяли и у всех на глазах убили человека.
А с виду такие правильные и вежливые молодые люди.
Когда один из них проходил мимо меня, я осторожно глянул ему в глаза и ничего там не увидел.
Либо там вовсе не было ничего, либо за этим «ничего» таилось нечто столь безобразное, что мне не дано ни увидеть, ни понять это.
Я поежился. От этой пустоты мне даже зябко стало.
Прошло еще полчаса.
Они опять открыли люк, схватили еще кого-то из того же бизнес-класса, подтащили к люку, выстрелили в затылок и выбросили наружу.
Мы ахнули.
Зашевелились.
Кто-то попытался встать.
Но приподнявшихся быстро усадили.
Женщины беззвучно плакали.
Мужчины старались не замечать, что их женщины плачут.
Я, обняв свою жену, нервно теребил мочку ее уха.
И все время пытался подглядеть, осторожно вытягивая шею, что там с нашим дирижером.
Он, очевидно, так плотно сидел в своем кресле, что не было видно ни локтя, ни макушки.
Только над соседним креслом возвышался огненно-медный мелко дрожащий пучок.
«Плачет, наверное, как и моя», – сочувственно подумал я.
Прошло еще полчаса.
Ребята к тому времени уже, очевидно, хлебнули.
Один из них вышел на середину салона и объявил:
– Нужен доброволец.
Все съежились.
– Нет добровольца, – констатировал он наконец и после паузы объявил: – Что ж, тогда добровольцем будешь… – тут он повел своим тонким пальцем по рядам и вдруг остановился на кресле рядом с рыжим холмиком, – ты.
И двое его помощников тут же выдернули из норки соседа огненной красавицы – нашего дирижера.
Весь наш оркестр разом ахнул.
Дирижер был бледен, высок и красив.
Одной рукой он нервно поправлял воротник рубашки, другой держал за руку свою пассию.
Казалось, вот сейчас он оторвет свою руку от ее ладошки – и все, ему конец.
Наконец он оторвал свои дрожащие пальцы от мгновенно исчезнувшей из прохода женской руки и посмотрел в нашу сторону. Я поймал его взгляд – он был ватным – и закрыл глаза.
Почему он?
Сидел я так, с закрытыми глазами, рядом со своей дрожащей женой, видя себя рядом с ним, ничего великого не создавший и ничего существенного не совершивший, и вдруг меня прострелило: вот он, мой шанс!
Один-единственный и последний, другого не будет.
Открыл я глаза, вынул из-за головы жены руку, поднял ее вверх и сказал громко и внятно:
– Господа террористы, а можно мне вместо него?
Все, не только террористы, но и пассажиры уставились на меня.
Я даже смутился немного.
– То есть меня вместо него. – Видя все еще недоумевающие глаза публики, я добавил: – меня, а не его, того… – И показал на люк.
Пассажиры зашептались.
Жена моя вся сжалась и стала дергать меня за полу пиджака.
Террористы удивленно поглядели на меня.
Переглянулись между собой.
И один из них, толкнув маэстро назад в кресло, лениво махнул мне рукой.
Я пошел.
Ноги еле ступали.
Кто-то другой, там, в голове заговорил: «Ты что, с ума сошел?»
«Поздно», – ответил я ему.
Меня грубо схватили за плечо и развернули к люку.
Там, за ним, было светло и шумно.
Кругом стояли машины. За ними прятались вооруженные люди в масках и шлемах.
Что-то холодное и жесткое уперлось мне в затылок.
И тут я услышал нечеловеческий страшный крик:
– Н-е-ет!
Это кричал он.
Зачем? Я ведь подарил ему жизнь. Кто он, и кто я? Он нужнее… и я счастлив.
Офицер группы оцепления увидел в бинокль, что лицо человека, которого террористы выбрали очередной жертвой, вдруг расплылось в улыбке. И это в тот момент, когда к его затылку приставили пистолет!
Офицер зажмурился от удивления, протер заслезившиеся глаза, подул на стекла бинокля и, подумав, что это ему почудилось, опять приник к окулярам.
Тот человек уже лежал внизу, на бетонке.
Вокруг его головы медленно расплывалось бордовое пятно.
«Бедняга… – подумал офицер и вздохнул. – И ведь чего только не примерещится в этой чертовой суматохе».
И тут же напрягся – в наушнике, вставленном в левое ухо, уже шел отсчет: «Шесть… пять… четыре…» Через три секунды – штурм.
