Когда вещи перенесли, мамочка Ольга послала за мной. Она была в задней гостиной, выходившей в сад; Хетти с Оливией пристроились рядышком. Я опустилась на стул у дверей.
— Элла, сидеть в присутствии своих благодетельниц невежливо.
Я не шелохнулась.
— Да как ты!.. — зашлась мамочка Ольга.
— Элла, встань, — скомандовала Хетти.
Несколько мгновений я боролась с собой, но потом поднялась.
Хетти обняла меня за плечи.
— Мама, Элла будет послушной девочкой. Элла, скажи маме, ты будешь слушаться?
— Да, конечно, — промямлила я, со всей силы наступая ей на носок острым каблуком.
Хетти взвизгнула от боли.
— Что все это значит? — вопросила мамочка Ольга.
— Это значит, мама, что Элла всегда делает то, что ей велят. Не знаю почему, но так и есть.
— Правда?
Хетти кивнула.
— А меня она тоже будет слушаться, да? — осенило Оливию.
— Элла, хлопни в ладоши три раза, — велела мамочка Ольга.
Я вцепилась в юбки, вытянув руки по швам.
— Нужно подождать, — пояснила Хетти. — Она пытается сопротивляться. Смотри, стала вся красная.
Я трижды похлопала в ладоши.
— У меня очень умная дочь! — И мамочка Ольга улыбнулась Хетти.
— Такая же умная, как и красивая, — сказала я.
Обе хотели что-то ответить и растерянно осеклись.
— Хетти некрасивая! — заявила Оливия.
Мамочка Ольга позвонила в колокольчик. Тут же в комнату вошли две горничные, а следом — Мэнди и остальные слуги.
— С этой минуты Элла одна из вас, — сообщила мамочка Ольга. — Научите ее, как быть хорошей служанкой.
— Беру ее в помощницы, — тут же сказала прачка.
Я едва не вскрикнула. В первый же день в доме мамочки Ольги прачка подбила глаз горничной.
Тогда подала голос Мэнди:
— Мне нужна судомойка. Девочку я знаю. Она упрямая, но учиться умеет. Ваше сиятельство, позвольте мне ее взять.
Мамочка Ольга питалась Мэндиными деликатесами со дня свадьбы, и порции все росли и росли. Пожалуй, сейчас она уже созрела до того, чтобы выдать Мэнди пятьдесят судомоек, лишь бы ей угодить.
— Неужели тебе нужна эта упрямица?
— Я ее беру, — сказала Мэнди. — Сама она ничего для меня не значит, но я любила ее мать. Я научу ее стряпать, а ваше сиятельство — чему душа пожелает, но чтобы никто ее пальцем не трогал, если ваше сиятельство понимает, о чем я.
Матушка Ольга выпрямилась во весь рост и во всю ширь:
— Да ты мне угрожаешь, Мэнди!
— Как можно, сударыня. У меня и в мыслях не было. Я дорожу своим местом. Просто, видите ли, все лучшие повара и кухарки в Киррии — мои друзья, и случись что с девчонкой, прямо и не знаю, кто будет для вас готовить…
— Я не позволю ее баловать.
— Баловать? Да я задам ей столько работы, сколько она в жизни не делала, а за это у вас будет хорошая кухарка.
Отказаться от такого предложения было невозможно.
* * *
Ближе к полудню на второй день моей работы к нам в кухню заявилась Оливия.
— Я голодная, — заявила она, хотя после завтрака прошел всего час. — Сделай мне гоголь-моголь.
Мэнди начала отмерять ингредиенты.
— Нет, пусть Элла сделает. — И встала у меня над душой, глядя, как я взбиваю белок. — Разговаривай со мной.
— Что мне тебе сказать?
— Не знаю. Что хочешь.
Я рассказала ей сказку про горбоносого принца, который влюбился в курносую принцессу. Сказка была и смешная, и грустная, и я любила ее рассказывать. Мэнди, занятая стряпней, вздыхала и хихикала в нужных местах. А Оливия просто молча слушала, неотрывно глядя мне в лицо.
— Еще расскажи, — потребовала она, когда я объявила, что вот и сказочке конец, а кто слушал — молодец (иначе она, подозреваю, не поняла бы, что сказка кончилась).
Я рассказала «Красавицу и чудовище». Во рту пересохло. Я налила себе воды в чашку.
— Дай мне тоже, — сказала Оливия.
Я налила и ей. Неужели мне всю жизнь придется удовлетворять ее… ее… ее аппетиты?!
— Еще сказку, — сказала она, допив. И повторила это и после «Рапунцель», и после «Пряничного домика».
Но после легенды о царе Мидасе я опередила ее и спросила, понравилась ли ей сказка.
Оливия кивнула, и я попросила ее сказать, про что она.
— Один царь умеет все превращать в золото и живет долго и счастливо. Еще хочу.
Это не приказ.
— Я больше не знаю.
— Хочу деньги. — Похоже, Мидас не шел у нее из головы. — Отдай мне свои деньги.