Мэнди я нашла в курятнике — она болтала с курами.
— Секки, с гнезда!
Одна из куриц спорхнула с насеста, и Мэнди забрала три яйца.
— Спасибо. — Мэнди подошла к другой курице. — Акко, с гнезда! Когда я наконец получу от тебя хотя бы яичко? — А потом спросила меня: — Омлетик хочешь?
Я подержала корзинку с яйцами, пока она читала письмо.
— Сэр Питер во всей своей красе, — буркнула она наконец. — На, читай, ничего такого тут нет.
Отец отказал графу. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что в имении графа недавно был пожар и почти все его имущество погибло в огне. Для нас он был недостаточно богат.
Бедная Цветина. Не видать ей роскошного наследства, даже если граф и не женится.
Дальше отец писал:
Сейчас мне будет некогда заниматься твоим замужеством. Но не волнуйся. Я еще найду тебе богатого муженька. Я пока сам пойду под ярмо вместо тебя.
Если не ошибаюсь, есть одна дама, которая готова стать моей супругой. Я отправился предложить ей руку и заверить, что сердце мое уже принадлежит ей. Если сватовство будет успешным, я пошлю за тобой и ты возобновишь знакомство с ней.
Как это — возобновить знакомство?
Не надо сообщать ей никаких новостей о нашем имуществе, хотя я льщу себе мыслью, что ее сиятельство Ольга любит меня бескорыстно.
Не знаю, кем я вернусь к тебе — счастливым женихом или несчастным влюбленным, но так или иначе мы скоро увидимся. А пока — и навеки —
Твой отец
Ее сиятельство Ольга! Хетти станет моей сестрицей!
Ее сиятельство Ольга ответила горячим согласием. И едва не задушила меня от бурной радости, что обретает новую дочь.
— Дорогая моя, зови меня мамочкой. Мамочка Ольга — это так умилительно!
Свадьбу назначили через неделю, когда будут завершены все приготовления, а Хетти с Оливией приедут из пансиона.
— После свадьбы я не стану отправлять их обратно, — сообщила мамочка Ольга. — Хватит с них образования. Мы поселимся все вместе, и вы скрасите мне одиночество и тоску во время отлучек моего дорогого супруга.
Она проводила глазами отца, который отошел к окну ее гостиной.
— Кто же скрасит мое одиночество? — спросил он, стоя спиной к невесте.
Она зарделась — нарумяненные щеки стали еще темнее. Да, мамочка Ольга была без ума от отца.
А он — он был воплощенная заботливость, воплощенные неясность и внимание. А она — сплошная слащавость и жеманство. Через пять минут в их обществе мне захотелось заорать.
К счастью, мое общество им и не требовалось. В особняк мамочки Ольги меня приглашали редко, а отец не звал ее к нам — наш дом с каждым днем все пустел и пустел, покрывая отцовский долг.
Мебель меня не волновала, кроме волшебного коврика — а его мы с Мэнди спрятали, дождавшись, когда отец в очередной раз отправится к мамочке Ольге. Лучшие мамины платья мы тоже спасли, поскольку Мэнди клялась и божилась, что я вот-вот пойду наконец в рост и они станут мне впору. Однако трогать мамины драгоценности мы не отважились. Стоило нам взять даже медную булавку, и отец сразу заметил бы пропажу. Впрочем, по красоте и ценности все они не шли ни в какое сравнение с ожерельем, которое отняла у меня Хетти.
Неделя прошла тихо и мирно. Я почти все время была при Мэнди. Днем помогала убирать и готовить. Вечерами читала волшебную книгу, или мы болтали у очага.
Выходила я только на пастбище повидаться с Яблочком. Я надеялась встретить там Чара, но конюхи сказали, что он еще охотится на огров.
Первый раз я навестила Яблочко на следующий день после возвращения во Фрелл. Он стоял под деревом и пристально разглядывал три бурых листочка, оставшиеся висеть на нижней ветке. Потом встал на дыбы, закинул голову и потянулся за листком, который ему было нипочем не достать.
Он был великолепен — весь, от бугристых мышц на задних ногах и пружинистого изгиба спины до кончиков пальцев. Видел бы его Агаллен — наверняка появились бы на свет очередные керамические шедевры.
Я свистнула. Кентавр резко повернулся и уставился на меня. Я показала ему морковку и снова засвистела песенку о русалках — его дальних родственницах. Увидев угощение, он улыбнулся и затрусил ко мне, протянув обе руки.
