Дэвидсон с Броуером каждый подняли ставки еще раз по десять, если не больше. Мы с Бейкером посиживали себе тихонечко, не желая рисковать такой огромной суммой денег. У четверых из нас кончились жетоны, и теперь на сукне лежали «зеленые».
«Что ж, – сказал Дэвидсон после того, как Броуер последний раз поднял ставку, – полагаю, настал момент открыть карты. И если вы блефуете, Генри, то делаете это просто потрясающе! Но я все равно побью вас. И на том закончим, тем более что Джеку предстоит завтра долгий путь. – И с этими словами он бросил на кучу денег еще пятерку и сказал: – Открываю».
Не знаю, как другие, но я почему-то почувствовал облегчение. И это несмотря на то, что на кону находилась огромная сумма. Игра обострилась до крайности, и если мы с Бейкером еще могли позволить себе проиграть, то Дэвидсон никак не мог. С деньгами у него было очень туго, он жил на средства трастового фонда, весьма скромного, который оставила ему в наследство тетушка. А Броуер?.. Интересно, что будет означать для него этот проигрыш? Помните, джентльмены, ведь на кону тогда стояло свыше тысячи долларов.
Джордж сделал паузу, трубка у него погасла.
– Ну и что же дальше? – подавшись вперед, спросил Олдли. – Ну не мучьте же нас, Джордж! Мы просто так и горим желанием узнать, чем все это кончилось! Давайте же, не томите!..
– Терпение, друзья мои, терпение! – произнес Джордж.
Достал спичку, чиркнул ею о подошву туфли и начал раскуривать трубку. Мы молча ждали. На улице завывал и стонал ветер.
Когда трубка наконец раскурилась и из нее потянулся сизый дымок, Джордж продолжил:
– Насколько вам, надеюсь, известно, правила игры в покер предполагают, что игрок, остановившийся первым, должен первым открыть свои карты. Но Бейкера так и сжигало нетерпение, и он выбросил на стол свои карты. У него оказались четыре короля.
«Вы меня просто убиваете!.. – протянул я. – Масть!»
«Сейчас я вас окончательно добью! – сказал Дэвидсон Бейкеру и открыл две карты, лежавшие рубашками вверх. Два туза. Итого у него оказалось четыре туза. – Прекрасная игра! – И он принялся сгребать деньги со стола».
«Погодите! – сказал Броуер. Он не протянул при этом руки удержать Дэвидсона, как сделал бы на его месте любой из нас, но тона, которым произнес эти слова, было достаточно. Дэвидсон так и замер, потом взглянул на Броуера, и челюсть у него отвисла – в буквальном смысле отвисла, словно все мышцы вдруг превратились в воду. Броуер нарочито медленно перевернул все свои три, лежавшие рубашками вверх, карты. У него оказался «стрейт» по масти – от восьмерки до королевы. – Полагаю, против этого вашим тузам не устоять?» – вежливо осведомился он.
Дэвидсон покраснел, потом побледнел как полотно.
«Да, – произнес он глухим невыразительным голосом, словно до сих пор не веря в то, что произошло. – Полагаю, что нет…»
Я бы многое отдал, чтобы узнать, какие именно мотивы двигали далее Дэвидсоном. Ведь он знал о крайнем отвращении Броуера к прикосновениям чужих рук – за вечер тот успел продемонстрировать это, наверное, сотню раз самыми различными способами. Возможно, в те минуты Дэвидсон попросту забыл об этом в стремлении доказать Броуеру (да и всем остальным тоже), что способен принять самый тяжкий удар достойно, как и подобает истинному спортсмену и джентльмену. Я, кажется, уже говорил, было нечто щенячье в его манерах и поведении, и подобный жест был вполне в его характере. Но ведь щенок порой способен и укусить, если его спровоцировать. О нет, собаки не убийцы, никакой щенок не станет вцепляться вам в горло, однако немало людей на свете поплатились укушенным пальцем за то, что слишком долго дразнили маленькую собачонку шлепанцем или резиновой костью. И это тоже было в характере Дэвидсона, если мне не изменяет память.
Короче, как я уже говорил, я бы дорого отдал за то, чтобы предвидеть последующий его шаг… Впрочем, что случилось, того уже не избежать.
Дэвидсон отвел руку от кучи денег на столе, а Броуер, взяв специальные грабельки, уже потянулся к выигрышу, но в эту секунду лицо Дэвидсона озарила добродушная дружеская улыбка и он, схватив руку Броуера, крепко пожал ее.
