Заклинатель змей - страница 44

Шрифт

Интервал

Плащ его темней сутаны черной,

На берете искрится алмаз…

Нас пугает взор его упорный

И стальной отлив горящих глаз.

И стоит он, демоноподобный,

Не страшась сияния креста,

Он молчит; лишь смех беззвучный, злобный

Разомкнет порой его уста.

На рассвете в тишине тоскливой

Мы услышим крики петуха,

И опять поспешно, молчаливо

Как вошел, исчезнет сын греха.

Но тревожен сон усталых братий,

Страшный гость во сне пугает нас, —

Незнакомый рыцарь в черном платье

Нас зовет нездешним блеском глаз…

Замок смерти

В седых изломах стен зубчатых,

На серых пятнах древних плит

Кудрями трав зеленоватых

Холодный ветер шевелит.

На кровлях башен мох пушистый

Густой щетиною растет

И паутиной серебристой,

Как шелком, заткан темный вход.

Высокий вал порос осокой,

Покрыты ряской воды рва,

В провале башни одинокой

Гнездо свила себе сова.

В глухую полночь мост подъемный

Во мгле уныло заскрипит, —

И блеск лампады замок темный

Влекущим светом озарит.

Там дева в зале башни хмурой

Огонь в полночный час зажжет,

Сидит у темной амбразуры,

В зловещий час кого-то ждет.

Пушистым мехом горностая

Подбит ее цветной наряд.

На ней корона золотая,

В короне яхонты горят.

Устало шепчет заклинанья,

Ведет минутам долгим счет,

Заслышит тяжкое бряцанье

И конский топот у ворот.

Влекомый призрачною тайной,

Увидя свет среди руин,

В угрюмом замке гость случайный —

Войдет суровый паладин.

Виденьем сладостным смущенный,

Уронит на пол арбалет

И взором девы опьяненный,

Забудет рыцарский обет.

Губами жаркими коснется

Безумный девических губ, —

И дева тихо засмеется

И оттолкнет холодный труп.

Погаснет прорезь амбразуры,

И башня темная заснет, —

У входа только конь понурый

Тревожно и призывно ржет.

Ночная гостья

Едва завесит ночь туманная

Мое окно своей фатой, —

Ко мне приходит гостья странная

На свет лампады золотой.

Войдет, шурша шелками черными,

И станет тихо у дверей;

Сверкает огненными зернами

Алмаз во мгле ее кудрей.

Ее глаза влекут загадкою,

В них — знойный полдень и гроза,

Но я, смущенный, лишь украдкою

Гляжу в лучистые глаза.

Боюсь я: светлое видение

Спугнет мой беспокойный взгляд,

И буду вновь считать мгновения

И слушать, как часы стучат.

Сад

Мой факел в сумраке погас,

Пошел я наугад,

Путем тернистым в поздний час

Дошел до райских врат.

И вот открылись предо мной

Зеленые сады

И озаренные луной

Зеркальные пруды.

Цветы и травы там росли

Душистей, чем везде,

И светляки огни зажгли

Подобные звезде.

Вошел я радостно в цветник

И алых роз нарвал,

Но каждый стебель в тот же миг

В руке моей завял.

Едва касался я рукой, —

Все превращалось в прах,

Был лунный мертвенный покой

Страшней, чем смерти страх.

Мгновенья длились, как года,

И нет пути назад,

И понял я, что навсегда

Пришел я в этот сад…

Биографический очерк

Писатель-фантаст, сатирик, поэт и мемуарист Николай Алексеевич Карпов родился в 1887 г. в селе Высоком Пензенской губернии. По собственному рассказу, самоучкой выучился читать и быстро пристрастился к лубочной, а затем и приключенческо-фантастической литературе, что предопределило его литературные интересы.

Карпов учился в Пензенском реальном училище, после исключения из 4-го класса поступил в коммерческое училище в Томашове, затем в Минске (не окончил).

В 1907 г. Карпов приехал в Санкт-Петербург, где поступил на Высшие сельскохозяйственные курсы, но вскоре решил посвятить себя литературе и в 1910 г. бросил учебу.

В 1910-х гг. Карпов много публиковался в столичной периодике. Его рассказы и стихи часто появлялись на страницах «тонких» иллюстрированных журналов — Всемирная панорама, Аргус, Пробуждение, Синий журнал, Журнал-копейка, Война, Русская иллюстрация и пр. Добрался Карпов и до Нивы, Нового слова И. Ясинского и даже утонченного Аполлона (где его стихотворение появилось рядом со стихами К. Бальмонта, О. Мандельштама и М. Зенкевича).

Многие стихотворения Карпова эти лет обнаруживают тяготение к «таинственному» (им был задуман неосуществившийся сборник с красноречивым названием Перстень смерти), рассказы — к фантастическо-приключенческому жанру. В некоторых заметна явная зависимость от хорошо знакомого Карпову по Петербургу-Петрограду А. С. Грина: экзотический антураж, неожиданные сюжетные коллизии, герои с такими именами, как Амброс, Кепи, Орт и т. д. Напоминают о Грине и короткие военные рассказы — беспардонные патриотические фантазии подобного рода обильно печатал в военные годы и Грин, благо на них имелся спрос. В военных миниатюрах Карпова главное место, как и в будущем романе