Как показывает фальсифицированная история тех времен, провокационный судебный процесс над членами «промпартии» будто бы сыграл положительную роль. Он якобы мобилизовал энтузиазм трудящихся, народ перестал высказывать недовольство и отныне терпимо относился к имеющимся недостаткам; процесс помог привлечь к трудовой деятельности старую техническую интеллигенцию…
В обвинительном акте по делу «промпартии» отмечалось, что к ней тяготели около двух тысяч инженеров страны. Органам ОГПУ и прокуратуре пришлось с ними познакомиться… Была проведена большая «воспитательная работа», и все они перестроились, уже не думали о реставрации старого режима в России… Как показывает та же история, опыт с процессом над «промпартией» вдохновил Сталина на проведение новых судилищ в стране, организация которых теперь уже не согласовывалась даже с членами Политбюро.
Позднее – после окончания института – я работал в лаборатории №2 Энергетического института имени Г. М. Кржижановского Академии наук СССР. Туда же поступил на работу и профессор Рамзин, где я с ним познакомился. Для меня встреча была неожиданной. Я буду работать в одном коллективе с человеком, осужденным на десять лет тюремного заключения!.. А как же срок, который, очевидно, еще продолжается? Леонид Константинович появился в лаборатории без охраны, он был хорошо одет, активный в движениях, общительный с нами, работниками лаборатории. Но мне не было известно, что профессор еще в феврале 1936 года был амнистирован, а в тюрьме он вообще не сидел и работал в особом заведении, в режимных условиях.
Рамзин был человеком среднего роста, седой, энергичный, общительный, но как бы с маской на лице. По выражению его лица невозможно было понять его внутренние переживания: радость или печаль, недовольство или безразличие к собеседнику… Очевидно, сказалось на характере и то, что он дал согласие «возглавить» несуществующую партию. Сломанная жизнь – это трагедия личности… Он освоился в лаборатории, принимал участие в обобщении экспериментального материала, давал квалифицированные советы.
В июне 1941 года началась война, наш институт был эвакуирован в Казань. В лаборатории выполнялась работа, связанная с нуждами фронта. Мне приходилось встречаться по работе с разными специалистами. Некоторые из них, как они рассказывали, в свое время привлекались по делу «промпартии». Обычно разговор на эту тему начинался с имени Рамзина.
Профессор М. В. Кирпичев, которого много позднее избрали академиком, рассказал мне, что он был арестован и судим по делу «промпартии», а обвинили его в том, что он под руководством Рамзина выполнял контрреволюционные задания по свержению Советской власти, руководил «группой вредителей» в промышленности. Он рассказал: «Я сын профессора, и наша семья никогда не была реакционно настроена к Советской власти. В нашей семье никто не думал о политической карьере. После учебы я работал только в области науки и техники. На следствии я все обвинения категорически отклонил и говорил, что это клевета; может быть, вкралась ошибка и перепутали мою фамилию. Я просил и требовал устроить мне очную ставку с Рамзиным. Очная ставка была прокурором разрешена. Перед встречей на очной ставке с Рамзиным я много думал (волновался и переживал) над вопросами, какие я должен задать Рамзину, чтобы доказать мою невиновность и неучастие в „промпартии“. Сильно волнуясь, я сразу задал Рамзину несколько вопросов: „Встречались ли мы наедине? Бывали ли мы дома друг у друга? Знакомы ли мы семьями? Мы знакомы по опубликованным трудам и докладам, а встречались на совещаниях и конференциях…“
Встал Рамзин, опрятно одетый, в белой рубашке, с красивым галстуком, спокойно сказал следующее: «Я подтверждаю, что мы не встречались наедине, я у вас на квартире никогда не был, и Вы не были знакомы с членами наших семейств. Да, мы встречались на совещаниях и конференциях, знаем друг друга по опубликованным трудам в технических журналах и книгах».
Второй мой вопрос Рамзину: «Меня арестовали по вашим клеветническим показаниям, что я состою членом „промпартии“ и активно выполняю ваши задания по контрреволюционной работе, по вредительству. Это же клевета! Я не состоял в этой партии и ваше руководство мною по вредительству категорически отвергаю».
