Закат северных крестоносцев. «Война коадъюторов» и борьба за Прибалтику в 1550-е гг. - страница 19
По мнению Н. А. Казаковой, в дальнейшем вплоть до 1550 г. содержание русско-ливонских договоров не изменялось (они перезаключались в 1521[81], 1531[82] и 1535[83] годах). Содержание радикально переменилось в договоре 1550-го[84] и особенно 1554 года[85].
После 1515 г. начинается быстрое распространение русских купцов по всей Прибалтике, в том числе и в малых городах. Они торговали везде, несмотря на серьезный риск для жизни — бывало, что негоциант с товаром бесследно исчезал на территории Ливонии[86]. Развитие экономических связей было налицо. Вместе с тем, в историографии распространено мнение, что к середине XVI в. Запад стремился «закрыть» Россию для торговли рядом товаров, ввести настоящую «торговую блокаду Московии». И что эта блокада и послужила одной из главных причин будущей Ливонской войны.
Тут надо разделять несколько моментов. Во-первых, торговая идеология Священной Римской империи в принципе не допускала торговли «стратегическими» товарами с варварским миром, к которому даже в XVI в. европейцы все еще относили и Россию. В качестве предостерегающего примера они ссылались на печальный опыт Великого Рима, который продавал оружие варварам — а потом они обратили его против империи.
Во-вторых, запреты на торговлю военными товарами с Россией со стороны Ганзы во многом инициировались Ливонией, которая справедливо полагала, что это оружие может легко обратиться против нее как ближайшего соседа русских. Это четко видно по торговле лошадьми — в Россию запрещался ввоз крупных коней, которые могли быть использованы в армии. Часто выходили и запреты других военных товаров. Так, в 1498 г. ландтаг в Валке запретил продажу русским меди, ландтаг 1499 г. запретил продажу доспехов, пушек, пороха, селитры и даже медных котлов и железной проволоки, которые можно было бы переплавить в предметы вооружения[87]. В 1507 г. Великое княжество Литовское и Ганза приняли совместный запрет на ввоз в Россию цветных и благородных металлов, в 1509 г. — ввоз котлов, олова и проволоки. Упоминания о запретах есть в 1519, 1520, 1529 годах[88]. Русские купцы неоднократно арестовывались с грузами свинца, меди, предметами вооружения — но все равно упорно продолжали попытки их ввезти.
Перечень этих запретов можно значительно расширить, но необходимо сказать, что они выполнялись с трудом[89]. Слишком велико было противоречие данной идеологемы с коммерческими интересами как крупного прибалтийского купечества (и русского, и ливонского, да и заморского ганзейского), так и — и это, наверное, главное — с устремлениями пограничных контрабандистов. А ими были почти все пограничные жители с обеих сторон. Торговля оружием не прекращалась даже в годы русской войны в Прибалтике во второй половине XVI века. Поэтому к данным запретам надо относиться как к выражению определенной идеологической позиции, но помнить, что экономическая реальность была иной.
Запрет на пропуск специалистов, особенно военных, диктовался простым соображением, что сегодня этот гость из Европы пересечет русско-ливонскую границу, а завтра он окажется наемником русского государя и пересечет границу в обратную сторону, но уже с недобрыми намерениями. Одним из первых корсаров на русской службе, видимо, был некий Севрин Нарбин, в 1527 г. прибывший в Иван город с собственной яхтой, несущей артиллерийское вооружение, и отрядом вооруженных наемников. На Балтике у него была репутация пирата, специализирующегося как раз по охоте на ганзейские суда[90]. Ливонцы пытались не пустить его на Русь[91].
Тема «блокады Московии» породила в историографии мнение, что поводом к нападению на Ливонию выступала нужда России в «цивилизаторе», которую она готова удовлетворить даже военным путем. Наиболее оригинальна здесь точка зрения С. Ф. Платонова, который писал, что особую роль в притоке с Запада на Русь культурных людей сыграла Ливонская война, а именно — массовые переселения пленных немцев в глубь России. В Поволжье «литва и немцы» обжились и обратно уже не стремились
