Я прежде и в рот не брал спиртного, но тут меня охватило отчаяние, и я начал пить. Причем остановить меня было невозможно, я буквально пропадал. В то время у меня был очень хороший друг, летчик-испытатель, сейчас его уже нет в живых. Он-то и уговорил меня бросить все и уехать в какую-нибудь отдаленную деревеньку, чтобы там как следует отдохнуть и привести мысли в порядок. Друг мой рассказывал о том, как хорошо побыть одному на природе, побродить по лесам, порыбачить на озере или реке. „Природа лечит“, – говорил мой товарищ. И я, послушав его, собрал чемодан. Друг купил мне билет на поезд и, провожая меня на вокзале, дал мне листок, сказав, что это адрес одной одинокой старушки и что она пустит меня на постой, если я сошлюсь на него. В общем, уже через пару дней я стоял перед домом той самой старушки. Бабушка как раз копалась в огороде на грядке, и я ее окликнул. Поговорив со мной, она провела меня в дом, просторный и светлый. Я согласился на все ее условия. В доме не курить, если к ней придут посетители, под ногами не путаться. Бабушка объяснила, что она травница-лекарка и люди частенько обращаются к ней за помощью. Пригласив меня отужинать, она присела рядом и вдруг сказала: „Товарищ-то твой не просто так тебя ко мне прислал. Он хочет, чтобы я излечила тебя от пьянства. Если хочешь, я сниму с тебя страсть к винопитию, и за всю свою жизнь ты даже не пригубишь спиртного“. Мне стало неловко (кому же захочется называться алкашом?), и я попытался было отказаться, но странным образом я не мог сказать ни слова. Как будто кто-то на мой рот навесил замок. „Заодно я тебя полечу и от тоски, – продолжала старушка. – Ты ведь из-за бабы своей пьешь и тоскуешь? Так вот, о ней ты забудешь напрочь, и даже сниться тебе она не будет. А теперь говори“. После этих слов я обрел дар речи, по-другому и не скажешь. И я сказал: „С чего вы, бабушка, взяли, что можете мне такое предлагать? Друга я об этом не просил, и я, когда вернусь, еще серьезно с ним об этом поговорю. Это во-первых. А во-вторых, знахарство не для меня. Я человек образованный, имею научные степени. И я ни в Бога, ни в черта не верю, потому что их нет, и точка. Завтра утром я от вас съеду. Хватит, нагулялся и отдохнул. Это друг мой все придумал, наговорил мне про рыбалку и про грибы. Он что, за алкаша меня держит, что ли? Завтра же уеду домой!“ Усмехнувшись, бабушка молча полезла в посудный шкаф и извлекла оттуда бутылку водки. Поставив на стол малюсенькую рюмку, она плеснула в нее. „Пей! – велела старуха громким голосом, и я тут же опрокинул рюмку в рот. – Это была последняя в твоей жизни водка, больше ты ее в рот не возьмешь“. В ту же самую секунду у меня закружилась так, будто я выпил целую бутылку. Я еле сидел за столом, а она говорила: „Есть Бог или нет, ни тебе судить, но коли ты уж в Нем усомнился, я, как человек, истинно любящий Бога, преподам тебе нынче урок. В этом мире нет ничего сильнее молитвы. И я, милок, тебе это докажу. Вот я, седая старуха, и ты мне во внуки годишься. Но следующим утром ты будешь меня сватать и будешь любить меня больше, чем себя. Пока таких, как ты, не проучишь, ума они не наберут. Не для пакости и не для удовольствия я это сделаю, а чтобы ты Бога уважать начал. Иди-ка ты спать, а утром все сам увидишь“. Проснулся я под с утро, на заре. И первая моя мысль была про нее, про мою хозяйку. Я подумал: „Что там она говорила? Вспомнил! Она говорила, что я позову ее замуж. Какая чушь, ведь ей, наверное, не меньше семидесяти. Выходит, она на двадцать лет меня старше? А с другой стороны, что такое двадцать лет? Не так уж это и много. А выглядит моя хозяйка не хуже меня. Волос седых нет, зубы белые, ровные. Ходит прямо, не худа, не толста. И на лице морщин не так уж и много. Вон у меня самого их сколько – и что? В принципе если верить тем же мусульманам, то их пророк был женат на женщине старше его на двадцать пять лет. А как она плавно ходит! Какие у нее красивые руки! А глаза? Они такие добрые, как у моей мамы“. И подобные мысли крутились и крутились в моей голове. В какой-то момент меня охватило вожделение, и я захотел ее увидеть. Хотелось поскорее услышать ее голос. Я соскочил с кровати, спеша так сильно, как будто опаздываю на работу. Когда я думал о ней, я уже не применял слова „старуха“ или „бабушка“, теперь мысленно я называл ее „хозяйка“. Тем более что в свои пятьдесят лет, а это ведь ни много ни мало как полвека, я уже мог бы быть дедом, если бы только женился пораньше и родил детей. Я вскочил с кровати, влетел в соседнюю комнату и испытал дикую радость, увидев хозяйку. У меня было чувство, что это самый близкий, самый дорогой для меня человек, с которым мы не виделись целую вечность. Хозяйка в этот момент жарила яичницу. Когда она оглянулась и посмотрела на меня, я готов был упасть к ее ногам, так она мне была дорога! Смущаясь своих чувств, боясь, что она их заметит, я уселся за стол в ожидании завтрака. Но взгляды мои буквально ласкали ее. Я все время думал о том, как она хороша. Какая у нее прямая спина, какая гордая осанка, какие легкие движения… Как дивно отсвечивали в лучах утреннего солнца ее волосы, выбившиеся из-под косынки. Я жаждал ее как женщину так, как никогда никого не хотел. В тот момент я впервые понял, что значит выражение „Отдам весь мир за нее“. Кровь во мне бурлила. Я давно уже не испытывал настолько сильных чувств. Не выдержав, я соскочил со стула и, развернув ее от плиты, припал к ее губам. Целуя ее в щеки, губы и шею, я яростно признавался ей в любви. Я умолял ее выйти за меня замуж и обещал ей сказочную жизнь. Я говорил, что у меня много денег, что я востребованный в своей области человек и со мной она ни в чем не будет знать недостатка. Я соблазнял ее поездками по всему миру. И я с ужасом ждал отказа. Вдруг хозяйка с силой оттолкнула меня. Как сейчас помню, она дала мне в руки мел и велела: „Напиши здесь, на столе, слово „Эмет““. Я подчинился и написал требуемое слово, после чего хозяйка стерла его тряпочкой, и я очнулся от наваждения. Прекрасная просторная комната, залитая лучами утреннего солнца, превратилась в обычную комнатушку в деревянной избе. Было такое чувство, словно кто-то взял и выключил свет. Я стоял, уставившись на старуху передо мной, и никак не мог взять в толк, как я вообще мог к ней прикоснуться, как такое было возможно. Сам не знаю зачем, может, желая скрыть свою неловкость, я спросил, что значит слово „Эмет“. Она ответила: „У нас, знахарок, есть определенные знания, на то мы и знахари, то есть люди знающие. Так вот, слово „Эмет“ означает „истина“. Но если стереть в этом слове первую букву, то получится „Мет“, что означает „мертвый“. Этим нехитрым заклинанием пользуются все ведуны, когда хотят получить желаемое. А когда нам нужно уничтожить следы своей работы, то мы просто стираем написанное мелом слово „Эмет“. Но хватит об этом. Тебе это не нужно. Тебе был нужен урок, ты должен был осознать, что Бог есть и есть те невидимые силы, которые могут сгубить человека, а могут его спасти. Урок ты получил, и ты его уже не забудешь. От пьянки я тебя заговорила. Хочешь, поживи у меня еще, отдохни, а хочешь – возвращайся домой. И не сердись на меня, я желаю тебе только добра“. Уважаемая Наталья Ивановна, я решил Вам рассказать об этом происшествии, прочитав Ваши книги. Знаете, когда я их прочитал, у меня появилось ощущение, что я снова оказался в том деревенском доме. Не знаете, кем могла бы быть та пожилая женщина? А может быть, это была Ваша бабушка? Если же это не так, то простите. С великим и искренним уважением к Вам, человек, уверовавший в Бога».
