Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 34 - страница 6

Шрифт
Интервал

стр.

Читают, сцепив пальцы обеих рук:

Свят, свят, свят!
Под горелым мостом река черная течет,
По тому мосту змея Шкоропея ползет.
Язык ее раздвоился,
Мост надвое обломился,
Святой Самсон объявился.
У меня три иглы и Пресвятая Троица,
Колю я во языце змеи три иглы,
Чтоб никакие клеветники
Сгубить меня не могли,
Кровь-руду у них вынимаю,
Шкоропею-змею в крови купаю.
Плыви, змея Шкоропея, по крови
И меня от кляузников-доносчиков береги.
Кто скажет на меня худое слово – дави,
Головушка их боли, ретивое сердце гори.
Кто на меня доносы писал
И худую молву распускал,
Тому муть и вечная тьма в глаза,
А мне во всем Божьи образа.
Пусть пепел с моста опадает,
Обидчик мой, доносчик страдает,
Нет ему ни солнца и нет луны,
Нет нигде ему счастливой стороны.
Змея Шкоропея, крути, верти,
Врага моего средь людей найди.
Аз, Абар, кривое, слепое, немое, чужое.
Того, кто на меня доносы писал,
Того, кто слухи обо мне распускал,
Земля дави, обидчика моего найди,
Силу, волю и долю его забери.
Слова свои в платок завяжу,
В глубокую воду положу.
Крест мой святой на мне,
Замок глубоко в воде,
Ключ в матери-земле.
А кто супротив пойдет,
Тот себе лихо найдет!

Оборонные слова

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Слова мои от Иисусового Креста,
От первого и последнего поста,
От святой помощи.
Как глухой не слышит и слепой не видит,
Так никто меня не обидит.
Кто обо мне подумает и зло скажет,
Того слово мое найдет и накажет.
Будь все плохое, худое
Не мое, а чужое,
Того, кто виновник горя моего.
Лежит блюдо, на нем голова,
Во рту мертвом три пирога.
Один съест, кто хулу про меня распускает,
Второй – кто имя мое замарает,
Третий – тот, кто донос написал.
Как страдала голова на блюде,
Так бы мой обидчик страдал!

От издевательств в тюрьмах

Из письма:

«Дорогая Наталья Ивановна, обращается к Вам многострадальная мать, надеюсь, что Вы пожалеете мое разбитое сердце. Если позволите, я коротко расскажу о своей беде.

С самого раннего детства меня преследовал рок невезенья. Мама моя умерла, когда мне было семь лет. Отец без конца менял жен, и я чувствовала себя никому не нужной. В тринадцать лет меня изнасиловали, а мне некому было даже пожаловаться, услышать хоть какие-то добрые слова. В школе я была хуже всех одета, никогда не имела денег на школьные завтраки, и даже лимонад для меня был праздником. В ремесленном училище, не знаю почему, я приглянулась моему будущему мужу и впервые ощутила себя любимой. Свадьбы не было: мой муж был из многодетной и практически нищей семьи. К тому времени умер мой отец, и я с мужем стала жить в нашем доме. Счастье бабье было тоже недолгим, будучи беременной, я овдовела. Илюша мой упал со стройки и разбился, он так и не узнал, кто у него родился, сын или дочь.

Всю свою любовь и заботу я отдала сыну. Хотелось, чтобы он никогда не испытывал тех лишений, какие были у меня. Я работала на двух работах, чтобы он мог есть колбасу, мясо, сыр и масло, о которых я в своем детстве не имела понятия, и чтобы он не переживал стыд за свою нищенскую одежду, ведь я этот стыд не забуду никогда. Рос он нормальным и добрым мальчиком. Тащил в дом всех бродячих собак и котов. Нормально учился и посещал спортивную секцию, я даже не могла подумать, какая беда ждет меня впереди.

Возвращаясь с дискотеки (это было в День молодежи), к нему и его девушке привязались три парня. Они сперва развязно потребовали сигареты, а услышав в ответ, что он не курит, стали оскорблять его и его девушку. Спровоцировав драку, они уже после, в милиции, все свалили на него, что это мой сын их оскорбил и ударил одного из них. Кто-то увидел из окна драку, вызвал милицию, и их всех забрали и отвезли в отделение. Прежде я надеялась, что закон защищает нас, а после того, что произошло, во всем разуверилась. Родители тех парней заплатили, и их отпустили, а моего отдали под суд за хулиганство в общественном месте. Сперва девушка моего сына говорила, как все было на самом деле, а на суде сказала все наоборот. Его осудили на два года, а она мне потом сказала, что ей угрожали, и она побоялась говорить иначе. Когда я приехала на свиданку к сыну, то увидела абсолютно сломленного, забитого человека. Он сказал, что не хочет жить, что над ним в тюрьме издеваются хуже, чем пытали в гестапо. Это была наша последняя встреча, мне сообщили, что он совершил суицид, то есть задавился.


стр.

Похожие книги