И ты, кляузник, бейся.
Затем возьмите цыганскую (большую) иглу и, втыкая ее в середину каждого желтка по очереди, тринадцать раз прочитайте заговор. После этого отдайте яйца собаке. Заговорные слова такие:
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Попечительствую я, раба Божья (имя),
По тому, чья рука против меня писала,
По тому, чья душа меня предавала,
О том, чей язык доносил,
О том, кто супротив меня властей просил.
Уж ты, Архангел Михаил, и ты,
Первопрестольный Гавриил,
И вы, вожди Небесных Сил,
Натяните луки тяжелые,
Поразите каленой стрелой кляузников,
Лиходеев богомерзких,
Поразите их в самое крапивное сердце,
Поганое, дырявое поразите,
А меня, рабу Божью (имя), обелите.
Моего обидчика посрамите,
Каленой иглой уколите,
Словом, делом своим накажите,
Посрамите смертью смердящей,
Гнилью сквернящей,
Крутите язык, ломите руку, мутите разум.
Моим наказом будьте, мои слова,
Крепки и лепки.
Ни старше меня, ни младше меня,
Ни черный, ни седой, ни гладкий, ни с бородой,
Ни первый, ни последний —
Никто мое заклятие не снимет,
Помочь не сможет, меня не превозможет.
Мои бы слова были ключом и замком.
Будьте по третьему разу, по моему наказу,
Слова, крепки, лепки,
Емче меча булатного, крепче камня алмазного.
Замок заперт ключом,
А ключ положен с яйцом, а яйцо в собаку.
До тех пор, пока то яйцо
Из собаки курицей не выйдет,
До той поры мое заклятие никто не снимет.
Ключ, замок, яйцо.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Молитва грешника о милости и прощении (если закрыта дорога жизни)
Из письма:
«Мама принесла мне Вашу книгу, и теперь я повсюду ищу другие. Читая письма незнакомых мне людей, я тоже решилась открыть Вам свою грешную душу. Я надеюсь, что Вы меня не осудите, хотя как знать…
Сейчас мне тридцать один год, раньше все в моей жизни складывалось удачно, до тех пор пока…
Мы с Катей, подругой моей, были на дискотеке. Дискотека поздно закончилась, и я осталась у Кати ночевать. Утром, когда подруга была в ванной, я увидела в серванте шкатулку, открыла ее и, не справившись с соблазном, взяла серьги с бриллиантами. В шкатулке были и другие украшения, но их я брать не стала. Спрятав серьги в лифчик, я снова легла на диван, будто еще не вставала. Катя, выйдя из ванной, стала меня будить, и я сделала вид, что с трудом просыпаюсь. Потом мы зашли ко мне за учебниками и поехали на занятия в техникум. Во время занятий я все время думала о серьгах: больше всего я боялась разоблачения. После занятий я отнесла серьги к своей тетке и спрятала их на шифоньере, полагая, что туда-то тетка уж точно не полезет.
Вечером к нам домой пришли Катя и ее мать. «Это ты взяла серьги, – сказали они. – Накануне твоего прихода они были на месте!»
Естественно, я отпиралась.
Моя мама сказала: «Обыскивайте, если хотите. Но моя дочь на такое не способна».
Не знаю, чем бы закончилась эта история, но спустя несколько дней вся семья моей подруги погибла в автокатастрофе. Уверена, именно я виновата в их смерти. И вот почему.
Еще до этого я решила избавиться от серег, ведь Катя могла вспомнить о моей тетке, а найти в ее полупустой квартире злополучное украшение проще простого.
В комиссионку идти было опасно, и я решила продать серьги цыганам, благо их у нас в городе полно.
«Эти побрякушки тебе большую беду принесут, девонька, – сказала мне старая цыганка. – Позор на себя примешь, в казенный дом попадешь. Хочешь, я сделаю так, чтобы тебя никто больше не побеспокоил? Называй имена! Но за услугу я с тебя деньги возьму. Впрочем, денег не надо. Серьги я у тебя эти по дешевке куплю. Считай, что остальное ты мне заплатила».
И я назвала имена. А уже на другой день вся семья моей подруги разбилась насмерть.
На сороковой день после гибели Кати и ее родителей я проснулась от легкого толчка. Открыв глаза, я увидела женщину. Я ни с кем не могла ее спутать – это была Катина мать. От страха у меня волосы встали дыбом. Хотелось закричать, но язык отнялся. В голове мелькнула мысль, что это просто сон, но я понимала, что не сплю. Медленно, неестественно медленно Катина мать наклонилась ко мне и тихо произнесла: «Ты нас в гробах закрыла, а я тебе все дороги закрою».