Новый год он решил для вящей безопасности встретить в семейном кругу, с женой и двухлетней дочкой. Поздно вечером, нагруженный покупками, он возвращался домой. Над улицами сплошным потолком нависли гирлянды электрических лампочек. Город, как в мировую войну, кишел офицерами всех союзных армий, с той только разницей, что к англичанам и итальянцам прибавились еще голландцы и шведы. Итальянцы в эту ночь оккупировали отель «Месмер», англичане укрепились в баре «Эксцельсиор». На пороге бара долговязый капитан индийской армии, в красном смокинге и зеленых брюках в желтую клетку, воинственно потрясал в воздухе шестидюймовым снарядом для сбивания коктейлей. Рабочий Люкеембургер плюнул и прошел мимо.
Дома, когда он сел с семьей за стол и стал раскупоривать бутылку недорогого, но честного вина, стекла окна звякнули, раздалось несколько выстрелов. Карл Люкеембургер был убит на месте, его жена и дочь в тяжелом состоянии были доставлены в ближайшую больницу.
«Отчизна-мать, цвети века! На Рейне мощь твоя крепка!»
В Союзе Советских Социалистических Республик, в городе Москве, происходила в это время радиопередача для зимовщиков Арктики.
«Алло! Алло! Говорит Москва! Говорит Москва! Радиостанция имени Коминтерна… У микрофона председатель Центрального Исполнительного Комитета СССР Михаил Иванович Калинин».
«Товарищи работники Арктики! Вы разбросаны в отдаленных, безлюдных местах, в местах суровой природы, где появление человека, в особенности в зимнее время, считалось исключительным геройством отдельной личности, исключительным геройством мучеников науки, либо где люди появлялись в результате бедствия полярной экспедиции…»
На полярной станции Маре-Сале, у западного побережья полуострова Ямал, в теплом помещении станции люди, затаив дыхание, гурьбой стояли у радиоприемника.
Вчера с вечера продовольственные склады станции подверглись атаке полярных мышей – лемингов. Голодные рыжие леминги, похожие на бесхвостых крыс, ринулись пожирать съестные припасы, заготовленные на зиму, до будущей навигации. С севера надвигались новые необозримые стаи.
Весь день на станции кипела работа. Продукты поднимали на навес, водруженный высоко над землей на деревянных столбах. На дворе ревела метель. Ночью леминги приступом взяли столбы.
Не дослушав передачи, люди кинулись к навесам защищать драгоценный провиант.
В городе Н., большом центре большого края, затерянного среди снежных просторов СССР, еще в полдень зажглись фонари.
В городе Н. был большой завод за номером таким-то. Завод был расположен на отлете, километрах в пятнадцати от центра.
В заводском клубе, на сцене, где среди красных склоненных знамен – огромный Ленин в два человеческих роста, длинный стол накрыт огненно-красным сукном. Там, меж графинов с водой и набитых окурками пепельниц, в сизом табачном дыму и в нервном сиянии ламп восседают сегодня знатные люди завода.
Торжественная часть близится к концу. После перерыва – большой художественный концерт, а после концерта – танцы, западноевропейские и национальные. «Обильно снабженный буфет». «По случаю Нового года имеются всевозможные сладкие вина».
Завтра День ударника, неплохо бы козырнуть перед страной одним-другим рекордом. О богатой выпивке не может быть и речи: какая уж работа с перепоя!
Но, во-первых, не все работают в утренней смене, а во-вторых, пропустить несколько рюмок не значит еще напиваться.
Одна беда – помещение клуба не рассчитано на такое количество народа. Где тут танцевать! И повернуться-то особенно негде.
И вот, немного покрутившись, молодежь разбредается по квартирам к тем, у кого попросторнее: в щитковые и каменные дома, где уже ждут накрытые столы, наскоро оборудованные в Складчину.
У Юрия Гаранина целых две комнаты в новом каменном доме, как подобает редактору заводской газеты «За боевые темпы». У Шуры Мингалевой премиальный патефон «Тиз-прибор». По нескольку пластинок принесет каждый: у Кости Цебенко весь Утесов, Гуга Жмакина собирает Ирму Яунзем, у Васи Корнишина «Черные глаза».
Всего двенадцать человек: комсомольцы, активные рабкоры, сотрудники газеты, а в основном – по принципу «кто с кем дружит». После бюро обещал зайти Филиферов, второй секретарь райкома. Жалко только, что первый секретарь Карабут в Сочи, а то пришел бы обязательно. Ничего, пусть поправляется, выпьем за его здоровье!